Барри Эйслер - Дождь для Джона Рейна

Я посмотрел на него и улыбнулся, слегка удивленный образом крутого парня, который по-овечьи подчиняется жене.

— В чем дело? — спросил он.

Я ответил правду:

— Всегда приятно видеть тебя, мерзавца.

Он улыбнулся в ответ, вокруг глаз возникла сеточка морщин.

— Взаимно.

Тацу подозвал официантку и заказал ромашковый чай. Раз он не пьет, я тоже воздержался от «Крагганмора». Жаль. Тацу повернулся ко мне:

— Как я уже сказал, мне снова нужна твоя помощь.

Я постучал пальцами по стакану:

— Я так понял, ты имел в виду дружескую встречу.

Он кивнул:

— Я лгал.

Мне это уже было известно, и он догадался, что я знаю. И все же.

— Мне показалось, ты говорил, что тебе можно верить.

— В важных вещах — конечно. Опять же, разве на дружеской встрече нельзя попросить о любезности?

— Так вот что тебе нужно? Любезность?

Тацу пожал плечами.

— Ты больше ничем мне не обязан.

— Обычно, когда я оказывал людям любезность, мне весьма неплохо платили.

— Мне приятно, что ты употребил слово «оказывал».

— Раньше я мог употреблять его еще более обоснованно.

— Я могу продолжать?

— Если только мы с самого начала договоримся, что здесь нет никаких обязательств.

Он снова кивнул:

— Как я и сказал.

Тацу сделал паузу и вынул из внутреннего кармана пальто коробочку с ментоловыми пастилками. Открыл, протянул мне. Я покачал головой. Он вытащил пастилку и поместил в рот, не опуская головы и не прекращая поглядывать по сторонам. Не в привычках Тацу отводить глаза от того, что происходит вокруг, и это заметно как в мелочах, так и в более значимых проявлениях.

— Качок оказался важной шишкой, — сообщил он. — Правда, похож на неандертальца, но на самом деле он часть новой генерации японской организованной преступности. Его специализацией, в которой, кстати, он проявил себя на удивление сведущим, было создание легальных и жизнеспособных компаний, за стенами которых могли укрываться его менее прогрессивные коллеги.

Я кивнул. Эта новая генерация, поняв, что татуировки, яркие костюмы и агрессивная манера поведения дают весьма ограниченные возможности роста в обществе, постаралась изменить криминальный имидж и начала вторгаться в легальный бизнес, такой как недвижимость и индустрия развлечений. Более старому поколению, все еще состоящему в интимных отношениях с наркотиками, проституцией и контролем над строительным бизнесом, пришлось положиться на этих выскочек в вопросах отмывания денег, ухода от налогов и других подобных услуг. И в то же время новички все еще обращались за помощью к своим предшественникам, когда конкурентные сложности бизнеса можно было облегчить своевременным применением некоторых традиционных инструментов — подкупа, вымогательства, убийства, — на которых старшее поколение продолжало специализироваться.

— Качок создал действенную систему, — продолжал Тацу. — Все традиционные гуми пользовались его услугами. Законность, которую предлагала система гуми, делала их менее уязвимыми перед правосудием и более влиятельными в политике и залах заседаний. По сути — более влиятельными в обществе в целом. Наш общий знакомый, Ямаото Тоси, стал слишком зависимым от организации нашего качка.

Гуми означает «группа» или «банда». В контексте якудза слово относится к организованным преступным семьям, японскому эквиваленту семьи Гамбино или вымышленных Корлеоне.

— Не вижу, какое значение может иметь его отсутствие, — сказал я. — Разве не найдется кто-нибудь, чтобы занять его место?

— В длительной перспективе — да. Если есть достаточный спрос, кто-нибудь обязательно займется предложением. Но на время цепь разрушается. Качок был главным звеном в работе своей организации. Он не подготовил преемника, опасаясь, как это бывает с сильными личностями, что наличие наследника может сделать факт наследования более вероятным. Теперь, когда его не стало, в организации начнется борьба. Активы и связи, которые пока не видны, выйдут наружу. Криминальное влияние на легальные организации уменьшится.

— На какое-то время, — сказал я.

— На какое-то время, — согласился он.

Я вспомнил, что говорил Канезаки о «Сумерках».

— Не так давно я столкнулся кое с кем из ЦРУ, — сообщил я. — Он упомянул нечто, о чем тебе было бы небезынтересно узнать.

— Да?

— Его зовут Томохиса Канезаки. Он американец, этнический японец. Он упомянул программу ЦРУ, «способствующую реформам и устраняющую препятствия для них». Нечто под названием «Сумерки». Звучит прямо как в Средние века.