Дмитрий Щербаков - Нимфоманка

— Не вонял я! — хмыкнул Свин.

— Не возражать! — рявкнул Федор и ударил Костика своей тростью по колену. Свинья взвыл.

— Итак, ты считаешь, что не вонял, — продолжал Столетник спокойно. — Ну ладно, в конце концов, это дело твое. Но вот что ты мне скажи: как ты, чушок сраный, посмел напасть на моего человека?!

— Я не знал, что это ваш человек, хозяин… — прошептал Свин.

Федор снова врезал ему тростью. Костик тонко, по-поросячьи завизжал.

— Кому ты рассказывал об ограблении?! — резко пролаял Столетник.

— Никому… — прорыдал Свин. — Отпустите, хозяин… Ну не знал я, что трогаю авторитета… Знал бы — руки б себе отрезал…

— Тебе отрежут! — пообещал вор. — И не только руки. Говори, где твой подельник?!

— Ну не знаю я, честно, — плакал Свин. — Потерялись мы…

— Откуда у тебя чемодан долларов?

— Девок в электричке обули. А с ними оказались двое мужиков… Я еле убег… А Рыло, наверно, эти мужики убили. Крутые мужики…

— В электричке? — недоверчиво усмехнулся Федор. — Правду говори, говно! — вдруг крикнул он и опять рубанул тростью по спине Свинью.

— Да правда, правда! — заорал Свинья благим матом. — Одного из мужиков, кажется, звали Витькой! Второй ему орал: «Витя!» А как второго звали, не знаю! Ну поверьте, хозяин!

— Витькой, говоришь? — вдруг заинтересовался Столетник. — Ну-ка, как они выглядели?

Свин в меру сил описал.

— Та-ак… — протянул Федор. — А девки?

— Красивые. Очень красивые, обе. Как на подбор. Как с картинки. Я таких девок только в кино видел…

— Не мои ли это исчезнувшие друзья? — обратился Столетник к Ивану. — Электричка какого направления? — спросил он Свина.

Тот ответил.

— Так, Ваня, отправь верных людей — пусть поищут, во-первых, подельника этого урода, а во-вторых — Чекана с Севером. И ихних баб.

— А что делать с этим? — кивнул Иван на Свинью.

— Он твой, — пожал плечами вор. — Займись им. И проследи, чтобы он не умер легко…

Пресс-хату населяли так называемые «суки» — уголовники, начавшие сотрудничать с милицией и приговоренные за это своими «честными» собратьями к смерти. На волю, а тем более в зону «суки» не стремились — их бы там сразу убили. Они коротали свой век в камере, занимаясь выколачиванием показаний из тех арестованных, кого им подсаживала администрация. Методы «суки» использовали самые садистские, но прежде всего петушили тех, кого сажали в их камеру. Трахали все по очереди — сидели там пятнадцать человек, — и трахали без перерыва, пока задержанного от них не забирали.

Если же сеанс «любви» не помогал и человек вновь попадал в пресс-хату — а это означало, что он не раскололся, — то «суки» подвергали чересчур стойкого мужика уже настоящим пыткам. За такие подвиги «сук» время от времени судили и продлевали им срок заключения. Подобным образом их спасали от мести блатных.

Север прекрасно понимал, где ему предстоит провести остаток ночи. Пока его вели по тюремному коридору, он мучительно продумывал будущую тактику поведения. Главное — не заснуть, а там будет видно.

Когда надзиратель втолкнул Белова в камеру, захлопнув за ним дверь, Север сразу прижался спиной к стене, отступив так, чтобы занять ближайший угол. Новичка явно ждали: никто из «сук» не спал. Пятнадцать пар глаз внимательно изучали клиента.

— Чего пришипился, петушок? — воркующе нежно спросил здоровенный, обильно татуированный пожилой мужик — пахан камеры. — Ну, иди сразу ко мне, ласкун, приласкаю!

Север молчал.

— Да он, видать, глухонемой! — похабненько заржал красномордый парень — ближайшая шестерка пахана. — Клим, отдай его мне! Он у меня быстро заговорит!

— Бери, Косяк, — легко согласился пахан. — Притащи его мне за яйца.

Косяк поднялся, направился к Белову. «Сука» был выше ростом, плечист, и худощавый Север казался ему легкой добычей.

— Ну что, розовожопенький! — воскликнул парень, подойдя на три шага. — Может, сам возьмешь? — Он вынул из штанов длинный толстый член. — Посмотри, какой он у меня большой и вкусный! Неужели тебе не хочется его облизать? Вижу, хочется! Так подходи, не стесняйся!

Север сделал короткий шаг вперед. Носок его сапога стремительно врезался Косяку чуть ниже предлагаемого им «лакомства». Красномордый взвыл, рухнул на колени, опрокинулся на бок и начал кататься по полу, ревя от боли.

Север отступил обратно в угол. Тотчас на него бросилась вся камера. Но ни с боков, ни сзади урки зайти не могли. Подступиться вплотную к жертве одновременно удавалось лишь троим.