Дмитрий Щербаков - Нимфоманка

— Подгребайте сюда, кенты! — позвал «сука». — Он готов, можно наслаждаться! — ухмыльнулся Косяк. — А-ав!..

Последний звук бандит издал, уже падая: неожиданный удар по опорной ноге опрокинул его, а короткий тычок в горло оборвал крик. Север вскочил, схватил двух стоявших по разные стороны от него зеков за шеи и стукнул лбами. Мужики даже охнуть не успели.

Белов освободил себе ноги, натянул штаны, после чего быстро связал поверженных «сук». Затем двинулся вдоль нар, методично оглушая спящих уголовников и связывая их.

…Очнувшись, Косяк увидел над собой лицо своей недавней жертвы.

— А-а! — заорал бандит. — Я ж придушил тебя!..

— Не так-то просто меня придушить, сердяга, — с издевательским сочувствием сказал Север. Тогда Косяк дико завопил: — Мужики! Просыпайтесь, мужики! Бейте петуха поганого! Размажьте его по стене!

— Ори, ори, — поощрил Север. — Их давно пора разбудить. Иначе кто тебя трахать будет? Не я же.

— Чего?! — изумленно и испуганно пробормотал парень.

— Через плечо, — бросил Север равнодушно. Он отошел в глубь камеры, развязал пахана Клима и пинками погнал его к Косяку.

— Ну, давай, дядя, как там у вас положено? Сперва придушить?

— Я тебе, задрота, яйца оторву! — прошипел Клим.

Север молча ударил. От визга пахана, казалось, задрожали стены.

— Ты сейчас его трахнешь, гнида парашная, — сказал Белов нудным голосом. — Или тебе будет очень больно. Я таких ласк, как та, которую только что тебе продемонстрировал, знаю во множестве. Итак?

— На куски порву, падла! — прохрипел Клим. Боль все еще не отпустила его.

Север ударил опять. Пахан скорчился и упал, непрерывно голося. Белов ткнул его носком сапога. Вопль перешел в надсадное горловое бульканье.

— Ну? — спросил Белов. — Ты же любишь мальчиков, дядя. Так действуй, чего застеснялся?

Клим не ответил. Тогда Север поднял его с пола, подтащил к параше и начал совать туда мордой.

— Не-ет! — заорал Клим. — Я согласен!

— Ну то-то. — Север отпустил урку. Тот подошел к Косяку, взял полотенце, которым до этого был связан, сделал из него петлю.

— Клим, ты что, Клим?! — задыхаясь от ужаса, крикнул парень. — Не надо, Клим, не надо, прошу тебя, ты что?!

Пахан, не проронив ни звука, набросил петлю на его шею, затянул. Затем спустил Косяку штаны…

Едва Клим закончил свое дело, неслышно подошедший сзади Север врезал ему ребром ладони чуть ниже затылка. Поймав обмякшее тело и уложив на пол, Белов снова связал Клима. Косяк безумными глазами следил за действиями экзекутора.

— Ну, чего вылупился? — спросил Север. — Теперь твоя очередь. Отдай своему хозяину должное. Хочешь?

Тот кивнул.

Но как только Белов освободил урку, Косяк отчаянно заорал, махнул пудовым кулаком, метя в подбородок врага. Север легко увернулся и с холодной яростью принялся избивать парня. Косяк хрипел, визжал, корчился, катался по полу, однако сознания не терял и нигде не мог скрыться от жестоких, садистских ударов. Наконец он взмолился:

— Пощади! Пощади, парень! Хватит! Я все сделаю, что ты хочешь, только хватит! Пожалуйста!

Север остановился.

— Действуй, козел, — приказал он равнодушно.

Вся камера наблюдала спектакль, постанывая от удовольствия. Связанные по рукам и ногам, недавно очнувшиеся «суки» лежали на своих нарах и, вытягивая шеи, во все глаза смотрели, как шестерка трахает пахана.

…Оглушив и скрутив полотенцем Косяка, Север обернулся к остальным зекам.

— А теперь я буду вас по одному развязывать, и каждый будет по очереди драть этих двоих. Если кто вздумает возникать — утоплю в параше. Все меня поняли?

«Суки» закивали.

— Ну и хорошо. Жаль, поспать мне не удалось, но разве можно упускать такое развлечение? — Белов улыбнулся столь жутко, что у уголовников по коже побежали мурашки.

— Дьявол… — прошептал кто-то.

Оперуполномоченный Василий Лобанов промучился весь остаток ночи. Отправив сгоряча Белова в пресс-хату, он потом бесконечно спрашивал себя: а вдруг парень действительно невиновен? Вдруг этот Север ничего общего не имеет с московским убийцей? А теперь от страха оговорит себя? Василий не был сентиментальным, но имел свои собственные, довольно жесткие представления о справедливости. И поэтому ранним утром помчался в тюрьму.

Конвойные привели Белова, едва сдерживая смех.

— Что с вами? — недоуменно спросил их офицер, который должен был передать задержанного Лобанову.

— Представляете, товарищ капитан! — расхохотался один из конвойных. — Приходим мы в камеру, все эти ублюдки тихо так лежат, чинно. А этот красавчик на табуретке сидит, дремлет. Мы сперва ничего не поняли, а после пригляделись и чуть не обоссались: кроме него, — парень ткнул пальцем Белова, — остальные связаны. А он их, стало быть, стережет! — конвойный залился смехом.