Евгений Сухов - Жиган по кличке Лед

– Эй, вохра! Хорош кишку давить! Пожар в эшелоне! Ща на вагонзаки перекинется, если уже не пошел! Мужики, – кивнул он своим, – быстро разбирай нары! Будем двери вышибать, а то сгорим все на хер, пока они проснутся!

– Что шумим, шваль? – проклюнулся голос вохровца-узбека, которого оторвали от лучшего его сна, ароматного и желанного, как самаркандская дыня. – Ай-вай! Дым!

– Пустили петуха! Сожгут, гады!

– Дай дышать, начальник! – взвизгнул кто-то еще не очень проснувшийся.

Бабахнули два выстрела. Потом охрана затеяла еще более интенсивную пальбу, чтобы навести порядок и пресечь возможную панику.

В эшелоне и вокруг него затеялась лихорадочная возня, локомотив наконец затормозил состав в непосредственной близости от цистерн с наливной нефтью, и тотчас же эшелон был оцеплен вохрой. Подоспели пожарные и спецбригада сцепщиков, которые сразу же стали отцеплять уцелевшие вагоны с заключенными.

Начальник эшелона, еще не отошедший от сна, опухший и злой, орал охрипшим голосом, но его никто не слушал. Какая-то мудрая голова предложила согнать всех заключенных в здание вокзала и держать там до победного конца, пока не будет внесена ясность в деле с пострадавшим подвижным составом. Сказано – сделано. Коменданту станции, который пытался возражать, было указано, что в его обязанности входит обеспечение бесперебойного пропуска эшелонов через вверенную ему станцию, а раз уж так вышло, что этого он сделать не сможет, то пусть помалкивает.

Под прицелами вооруженной охраны эшелона, укрепленной стрелками НКПС, заключенных стали прогонять через оцепление. Из-за задымления было трудно дышать, но главное было сделано: нефтеналивные цистерны, уже начавшие было дымиться, были благополучно спасены от возгорания.

К людям такой заботы проявлено не было. Только по предварительным данным, в пожаре сгорело или задохнулось в дыму около 20 заключенных. Еще полтора десятка были извлечены из вагонзаков с такими ожогами, что прибывший врач махнул рукой: дескать, такие поражения лечатся только в спецклиниках в Москве, Ленинграде и Киеве…

Однако начальника эшелона более всего заботило то, что сгорела вся документация. Это сулило большие неприятности. В конце концов сейчас он даже не знал, кого везет. Он метался вдоль израненного эшелона, глядя на то, как сцепщики наконец-то отсоединяют изуродованные огнем вагоны, как выносят погибших и пострадавших; как комендант станции на соседних путях нежно, как любимую женщину, гладит по черному нагретому боку, маслянистому, гибельному, огромную цистерну с надписью «Нефть».

Один из рабочих-сцепщиков, подняв перепачканное в копоти и в мазуте лицо, сказал сочувствующим тоном:

– Повезло вам. Еще чуть-чуть, и все бы ахнули на тот свет. А вас бы посмертно сняли с занимаемых должностей и лишили бы всех званий.

– Поумничай мне тут!.. – процедил сквозь зубы начальник эшелона и помчался в здание вокзала – проверять, как размещают заключенных.

– Не дымись, начальник! Здесь это опасно… – тихо выговорил ему вдогонку сцепщик.

Напарник «умника» осторожно придержал того за рукав и проговорил:

– Ну, ты че, в самом деле?.. Нет, ты, конечно, фартовый. Я и сам вижу, да и люди такие о тебе говорили, что попросту воздух не сотрясают. Только что ты к этому псу цепному лезешь?

– А у него такая жизненная планида: гавкать, кидаться да лаять, – отозвался сцепщик и вытер лоб. – Уф, жарко!

– Понял… Уходить надо в холодок.

– Да, к Байкалу…

– А там?

– Есть у меня пара мыслишек, – ухмыльнулся фартовый человек в одежде рабочего-сцепщика и привычным, лет за пять отточенным движением потер шрам на левом виске. – Главное – не торопиться.

– Тут еще братва… – тихо сказал напарник. – Они схоронились тут неподалеку… Удалось бежать при переполохе, как я тебе с самого начала предлагал, а ты не послушал.

– Кто там?

– Сено, Федька Меченый, Мастырка, Игоряша Васильков.

– Понятно… Мальки врассыпуху. Нет, не возьму, – качнул головой тот. – Ненадежные, не потащишь их с собой: и сами сгинут, и тебя за собой потянут. «Грача» подрезать – это они могут, но не более того. А серьезный путь на голом понте не пройдешь. Там более, – чуть возвысил он голос, – по их следу наверняка уже пустили вохровских овчарок, которые на арестантское мясо очень чутки.

– Лед, – повернулся к нему напарник, – все равно документы сгорели… давно хотел у тебя спросить: а сколько тебе лет? Я про тебя слышал, когда еще срок не получил, а сейчас вроде как сам уже в авторитете, и вот ты – живой и довольно молодой. По роже сейчас и не срисуешь. Сколько?