Сергей Соболев - Враг моего врага

Открыл бутылку, плеснул в стакан скотча. Выпил – неспешно, смакуя, мелкими глотками. Мешать «молт» с чем-нибудь еще, да хоть и употреблять со льдом – сущее извращение для русского человека. Янтарная жидкость мягко стекла по пищеводу. Мокрушин на мгновение смежил глаза. Прислушался к ощущениям: бархатистое, долгое, приятное послевкусие – постепенный переход от хересного, фруктового вкуса к запаху цитруса и специй, а затем и легкий дымчатый, ореховый привкус…

Он выковырял из пачки сигарету. Щелкнул ронсоном, прикурил. За секционной полупрозрачной перегородкой – она чуть подсвечена с той стороны – угадывается чье-то присутствие. Негромко играет музыка; что-то современное, ритмичное, бойкое, но и незамысловатое, как и все то, что звучит на дискотеках или рейв-вечеринках… Вот появился человеческий силуэт… И еще один! Теперь он мог наблюдать на фоне этой подсвеченной стены-экрана какие-то странные телодвижения… Эти две фигурки, отбрасывающие тени на полупрозрачную перегородку, все время находились в движении… Какая-то там у них кутерьма! Мокрушину не доводилось бывать на представлениях классического китайского театра теней. Там вроде бы задействованы марионетки вместо живых исполнителей – куклы-марионетки, так точней. Но то, чему он стал невольным свидетелем, должно быть, из того же разряда, что и известный издревле своими странными представлениями «театр теней»…

Силуэты, которые он наблюдал, были явно женскими. Два силуэта, две женщины. Виктория Сергеевна? И та самая девушка-шахидка, с которой ВС возится зачем-то все эти последние несколько дней?

«Чисто дурдом. Кащенко. Палата № 6, – подумалось ему. – Отдельный спецслужбистский дом сумасшедших – для избранных клиентов. Ну и как это вот все прикажете понимать? Что они здесь делают, эти две тетки? Одна – специалист по мозгам. Другая – кукла без мозгов, но с вложенной программой. С программой, рассчитанной на смерть, на разрушение, в том числе и на самоуничтожение. Почему их не увезли с объекта? Да вот хоть бы в связи с объявленным нынешним вечером состоянием повышенной боеготовности всех и вся? Зачем вообще их было привозить сюда, на спецобъект, замаскированный под «новорусский» коттедж?! Сейчас-то от них какой толк? Что от одной, что от другой? Зачем их подвергают новой опасности? И почему их держат здесь троих: ВС, Мокрушина, а также девушку, которая хотела их взорвать?»

Рейндж затушил окурок. Потянулся к бутылке, налил себе еще чуток скотча. Определенно, без «полбанки» хрен разберешь, что там замутило родное начальство. То ли надумали предъявить их всех разом «чужим», – одной лишь наживки может оказаться недостаточно, – то ли еще что-то хитрое изобрели, что тоже вряд ли сулит ему спокойную жизнь…

Музыка вдруг стихла. Какое-то время до его слуха доносилось шушуканье, как будто там, за стенкой, судачили две кумушки.

Потом опять на фоне перегородки появилась тень, в которой легко угадывался женский силуэт.

Мокрушин приготовился смотреть второй акт этого престранного представления в стиле театра теней. Но ВС была не такова, чтобы повторять самое себя или действовать иным предсказуемым образом.

Уж что-что, а удивлять своими словами и поступками эта женщина умеет, как никто другой.

Перегородка – на манер занавеса – разделилась посередине, раздвинулась, открывая «сцену».

Как он и предполагал, на «женской» половине находились «обе-две»: специалистка по марионеткам и ее новая подопечная Малика. Но интересен не только сам факт их присутствия на спецобъекте, а то, как они были одеты. Вернее сказать, полураздеты. На них были штанишки в форме шароваров из «газа» – тончайшей и полупрозрачной ткани зеленоватого оттенка, под которыми угадывались крохотные трусики из более темного и плотного материала.

Животики у обеих оставались открытым, как и руки, как и плечи. Еще одна полоска ткани, которая лишь немногим плотнее, чем «газ», частично скрывает, оставляя простор для фантазии, от мужского взора женские груди…

Малика осталась стоять в глубине женской половины. К Мокрушину направилась сама ВС; тончайший «газ», подсвеченный включенными на женской половине лампами, почти не скрывал плавных очертаний стройного женского тела. Наоборот, лишь разжигал любопытство, подстегивал воображение. От нее как-то необыкновенно приятно пахло – это были какие-то благовония. Что-то восточное, тонкое, трудноосязаемое, но волнующее и действующее на мужчин безотказно.