Он поприветствовал Тахира Сайтиева и его шофера Ваху.
– Ну что? – спросил Тахир. – Как он? Жив еще этот шайтан?
– Да живой… Я только что пытался его накормить. Ничего не ест, однако. Только пить все время просит.
– Где он?
Парень, перепоясанный ремнями, поддерживающими кобуру с увесистым «стечкиным», сдвинул ногой пыльный коврик, лежащий на полу посреди комнатушки. Взял в руки короткий ломик. Присел на корточки. Продел ломик в металлическое кольцо, с усилием подважил плотно пригнанную к доскам пола люковину…
Открылся лаз. Он первым спустился в «зиндан» по короткой деревянной лесенке. Высота потолка здесь едва достигает двух метров. Стены помещения, размеры которого составляют четыре на три метра, обшиты нестроганной доской. На дощатом полу – соломенный тюфяк, застеленный куском старого брезента. На тюфяке распластался пленник, почти двухметрового роста детина, голый до пояса, весь перевязанный бинтами, успевшими обильно пропитаться кровь. В зиндане стоит тяжелый дух: смешанный запах мочи, плесени и – опять же – крови. Ноги у пленника связаны чуть ниже колен. На руках – наручники. Лицо у Супруна землистое, под глазами залегли черные тени, губы в коросте, дышит тяжело, натужно, с посвистом…
Саид раскрутил переноску, подсоединил ее к переходнику, на который подается питание с электрического щита. Провод с патроном на конце передали тому, кто спустился в зиндан первым. Он вкрутил лампочку, закрепив провод – сделав петельку – на вбитом в стену гвозде-«сотке»…
Сделав необходимые приготовления, слегка пнул по ноге пленника.
– Хватит дрыхнуть! – сказал он по-русски. – Тут тэбе нэ курорт!
Тахир снял пиджак, передав его Вахе. На нем черная рубашка; он расстегнул пару верхних пуговок и закатал рукава выше локтя. Ему не очень-то хотелось лезть в эту зловонную яму. Но ничего не поделаешь: он старший в этой компании, с него и самый строгий спрос, если что пойдет не так.
– Ваха, дай сюда камеру!
Шофер протянул ему портативную видеокамеру, которую они специально прихватили с собой в эту поездку.
Тахир приказал парню выбираться наружу. Потом сам спустился по лесенке… Супрун был в сознании; коротко простонав, он даже попытался было приподняться… но у него ничего из этого не вышло.
– Ну чё, твари?! – с трудом разлепив разбитые, покрывшиеся корочкой засохшей крови губы, произнес он. – Явились… Убивать пришли?! Ну так стреляй, сука! Да хоть на куски режьте…
– Нэ так быстро, Супрун, – перейдя на русский, сказал Тахир. – А пагаварить?!
– Кто здесь?! – Алексей вновь попытался приподняться на локтях: что-то у него с ногами было не так, совсем он их не чувствовал. – Чё-то голос мне твой знаком?! Никак это ты… джигит?
Тахир включил камеру и направил ее на пленника.
– Имя? Как тэбя за-авут?
– Да пошел ты…
– Фамилия?
– Иди на фиг!!
– Тэбя звать Алексей Супрун… так?! Наза-ави сваих саобщников?!
– Отвали!
– Кто вас па-аслал жечь и убивать таджиков в Выселки?!
– Идите в жопу!! Кончайте, мля… Я вам все равно ни хера не скажу!
В раздробленном пулей плече у него временами как-будто кто-то огненными щипцами орудовал… Супрун сцепил зубы, чтобы перетерпеть очередной взрыв адской боли. Он узнал того, кто только что спустился в зиндан и включил видеокамеру. Сначала по голосу, а потом, когда хорошенько пригляделся, узнал его и визуально. Это был ни кто иной, как Тахир Сайтиев. Тот самый тип, который не так давно приходил с дружками в ДК «Машиностроителей» (и получили там там тренделей!)… Тот самый субъект в маске, который расхреначил бейсбольной битой фары и стекло джипа, когда транспорт «грифоновцев» блокировали на трассе лихие джигиты, которых Мансур выбрал себе в качестве новой «крыши»…
«Худо дело, – подумал он, превозмогая боль в простреленном плече (еще одна пуля, как он понял, застряла где-то в поясничном отделе… может, из-за этого ранения он и не ощущал свои ноги, никак их совершенно не чувствовал). – Лучше бы сразу – наповал! А теперь эти з в е р и будут измываться… Будут пластать ломтями, по кусочку. Чтобы по максимуму продлить мучения… а заодно и попытаться выпытать у жертвы какие-нибудь ценные для них сведения».
Другой, может быть, после столь серьезных ранений уже отправился бы на тот свет. Но Супрун все еще жив, все еще в сознании; собственное недюжинное здоровье теперь, кажется, сыграло с ним злую шутку…
Тахир, убедившись, что пленник не вот чтоб помирает, что он способен думать, соображать, переживать, говорить, наконец, решил не форсировать события.
Читать дальше