Юлия Латынина - Бандит

Убедившись, что они живы, и сменив камеру, Лешка и Мишка долго колесили по ночным дорогам в поисках прыткого грузовичка, а потом завалились к девкам и оттуда позвонили хозяину.

Мишка, запаниковав, свалил к брату, а Леша поехал отдуваться за обоих.

— Не могли в салоне пристрелить, — орал Шерхан, — да?

— Так ты сам приказал, — разозлился Лешка, — чтобы крови не было, ни в тачке, ни на земле, — положить в яму и…

Шерхан размахнулся, и страшный толчок под дых швырнул Лешку прямо в раскрытый багажник. Лешка ударился носом о сложенный домкрат, и из носа что-то быстро и горячо закапало.

Шерхан лапой вытянул боевика обратно. — Он тачку не хотел мыть, — ласково проговорил барин.

— Ты ее языком всю вылижешь, понятно?

Лешка выпучил глаза.

— Слышал, что я сказал? — повторил Шерхан.

— Языком. От бампера до капота.

Лешка вздохнул и, чувствуя, что легко отделался, прикоснулся языком к заляпанному грязью стеклу и начал его лизать, осторожно, как кошка — несвежую колбасу.

Шерхан захохотал, а потом махнул лапой и поднялся на веранду, где мирно сидел Рыжий.

Рыжий нахально скалился, наблюдая за сценой во дворе. По крайней мере, Шерхан тоже уделался. Это люди Рыжего съездили в офис, и, безо всякого преувеличения, их часть операции увенчалась полным успехом. Они не засветились, не напоролись на добровольных дружинников, не повстречали какого-нибудь любителя ночных прогулок, благополучно, наконец, вывезли из города довольно заметный фургончик и уже разобрали его на запчасти. Шерхан же отрядил двух своих быков с простой, как колхозная доярка, задачей: убить и закопать связанного человека.

Скрипнули ворота, и во двор въехал на сером «Фольксвагене» верный подручный Рыжего, некто Шанхайчик. Несмотря на свою обритую бошку, сливающуюся с плечами, и руки, размером и формою напоминавшие экскаваторный ковш, Шанхайчик был человеком сообразительным. После того как вчера бригада пришибла бухгалтера, его отрядили поинтересоваться дальнейшими событиями. При взгляде на Лесика, вылизывающего языком стоящую посреди двора тачку, Шанхайчик сразу сообразил, что к чему.

Это ему не очень понравилось. Дело в том, что, как помнил Шанхайчик, Шерхан всегда приказывал вывозить людей в лес живыми. Шерхан считал, что если ментовка заметет тачку с трупом, — все, считай, что банк лопнул, а если заметут живого — так в лес вывозят не тот контингент, чтобы он в ментовке распелся. Словом, Шерхан наказывал человека за свой же обычай, а это — западло.

Шанхайчик вышел из «Фольксвагена» и тоже взошел на террасу.

— Ну, объявился мороженщик? — спросил Шерхан.

— Объявился, — сказал Шанхайчик.

— И где он сейчас?

— В прокуратуре. Замели его за убийство бухгалтера.

— Е… твою мать, — выругался Рыжий, — он же запоет!

Шерхан мгновенно обернулся.

— Не запоет, небось не ты!

— А что я?! — взъярился Рыжий.

— Что я?! Кто его упустил? Тьфу, солдаты! Связанного человека замочить не могут!

— Ты лучше не ори, — сказал Шерхан, — а иди проверь, чего там грузовик стоял. Может, его кореша выручали.

— Уже проверили, — сказал Рыжий, — грузовик там случайно оказался! С другой стороны ящики с тушенкой лежат, прямо у стенки, у склада замок сбит! За тушенкой грузовик приехал, а не за Сазаном!

Шерхан глянул на Рыжего.

— Так разыщи тех, кто за тушенкой поехал, — приказал Шерхан.

Рыжий вышел. Шерхан, пришурясь, глядел ему вслед. Положение было скверное.

Дело мыслилось так, что в кооперативе будет учинена кража, а еще лучше, если кто задержится там на ночь, — убийство, пропадет тачка, а Нестеренко в это время будет уже гнить под кустом. Но, конечно, в ментовке не будут знать, что Нестеренко гниет под кустом. В ментовке объявят всесоюзный розыск на Валерия Нестеренко, двадцати шести лет, имеет судимость, убил в пьяной ссоре кореша и сделал ноги, оставив на бутылке свои пальчики… А теперь Нестеренко жив.

Впрочем, вряд ли Нестеренко выпустят, не такая у нас ментовка, чтобы с такими уликами людей отпускать, портить раскрываемость преступлений.

Эх, надо, надо было вчера ночью валить поганца Рыжего, а Нестеренко развязать и назначить на его место!

Рыжий вышел от Шерхана весь красный. Во дворе Леська по-прежнему вылизывал языком тачку. Лизать ему было еще долго. К тому же Леська начал с верха машины, где грязи было поменьше. Сейчас он лизал переднюю дверцу и с вожделением поглядывал на имеющееся рядом ведро с тряпкой.