Владимир Макарычев - Автономный дрейф

На людях, подсказывала его природная наблюдательность, следовало поступать, как принято в коллективе. Не высовываться и не выставляться. Если бы он попал в тюрьму, то спокойно перешел бы на действующие там правила общежития. Но его никак нельзя было назвать зависимым и бесхарактерным человеком. Просто Строкин умел легко перестраиваться. Такие люди всегда и всем удобны, потому что они бесконфликтны. В советском коллективе такие качества не очень-то и ценили. Беспринципность, нежелание отстаивать свою позицию, хамелеонство — вот манеры поведения Строкина. Лишь через много лет эти черты характера станут главным достоинством его резюме.

«И последние станут первыми» — так сказано в Библии.

Наконец Белов понял, что переломный момент наступил. Но что он может пообещать Строкину?

— Деньги нужно вернуть сейчас же. Гарантию дам, судить тебя не будут. Хотя наказание, конечно, последует, — уверенно ответил Белов.

Через десять минут Строкин принес деньги, завернутые в газету.

— Об этом происшествии — никому, — предупредил Белов и пригрозил Строкину покачиванием указательного пальца.

С приходом корабля в Камрань Строкина по-тихому отправили попутным кораблем во Владивосток. Через много лет судьба их сведет снова.

Экипаж БДК «Хабаровск» получил в Камрани заслуженный отдых. Белов с моряками каждый день ходили на «американский» пляж, где купались в море, доставали с пальм кокосовые орехи, меняли у вьетнамских моряков банки с тушенкой на кораллы и примитивные пластмассовые безделушки. Такой «ченьч» [24] Ченьч — обмен. , конечно, запрещался, но командование на эти вещи закрывало глаза. «Колониальными товарами» не брезговали и офицеры. Особым шиком считалось привезти в Союз американские сигареты и восточные ароматные курительные трубочки.

Экипаж готовился к переходу домой.

Всеобщую расслабленность неожиданно нарушил приказ командования базы: срочно выйти в море для слежения за американским авианосцем «Интерпрайс». Видимо, на тот момент «Хабаровск» являлся самым боеспособным кораблем «камраньской» оперативной эскадры. Состав эскадры был непостоянным, состоял из прибывающих кораблей с разных флотов. А экипаж «Хабаровска» за два месяца морей был блестяще подготовлен.

До выхода оставалось три часа. Обед был назначен на час раньше обычного. В таких случаях офицеры не дожидались прихода командира, а садились за стол без привычной команды-приветствия: «Товарищи офицеры, прошу к столу».

Обедали молча, лишь механики вели увлеченный разговор на технические темы. Никто им не смел мешать. Все понимали, что сегодня они главные герои. Хотя говорить о службе во время обеда не приветствовалось корабельными традициями.

В это время на свое место за столом с шумом и пыхтением уселся начальник медицинской службы, выпускник военного факультета Горьковского медицинского института старший лейтенант Мильчин. Он был двухгодичником, эту категорию офицеров снисходительно называли «пиджаки». Отслужив два года, они, как правило, уходили на гражданку. С ними считались как офицеры, так и матросы-срочники. Ценили за профессионализм и пренебрежение к карьеризму. Звание старшего лейтенанта для них было потолком военной карьеры.

Мильчина на корабле уважали как специалиста, и командир был бы не прочь оставить его служить и дальше. Начмед отличался от других офицеров подчеркнуто небрежным отношением к ношению формы и строевым атрибутам. К примеру, не носил шитого краба, одевался в то, что выдавали на складе. При этом шутил о мешковато сидящей на нем служебной робе: страна дала, страна смеется. Мильчин был постоянным объектом шуток кают-компании, незлобных, дружеских подколов. Однако его добродушие могло резко перейти и в обидчивость, если кто-то перегибал палку.

С его прибытием обстановка как будто разрядилась. Кто-то рассказывал несмешной анекдот, а старший механик, прервав свой сугубо профессиональный разговор, вдруг серьезно спросил Мильчина:

— Игорь Сергеевич, с медицинской точки зрения чем отличается индульгенция от импотенции?

Начмед слышал разговор механиков о каких-то коленвалах, ступинах и шпильках. Поэтому в заданном вопросе не заметил подвоха, к тому же и сам был занят подготовкой к предстоящему выходу в море.

— Механик, — нарочито медленно и басом, прожевывая свежий огурец, начал начмед.

Механик в этот момент подобострастно смотрел ему в глаза.