Валерий Рощин - Черная бездна

– Скажите, а куда мы сейчас едем? – лепетала она возле лифта.

– Не все ли равно?

– Мне необходимо предупредить маму, иначе она поднимет шум.

– Мы едем в Италию, – поморщился Кристиан. – В Савону.

Заталкивая коляску внутрь кабины, Леона заметила:

– Знаете, мне кажется, я вас где-то видела.

– Вряд ли. Мы никогда не встречались.

– А не вы ли позвонили в дверь, когда…

– Будет лучше, если ты закроешь рот и помолчишь до посадки на лайнер! – резко обернулся Рауфф. – Поняла?

– Да, – кротко потупила взгляд девушка.

И действительно всю дорогу до аэропорта никто из попутчиков не услышал от нее ни слова. А Рауфф вновь и вновь проверял свои расчеты, оценивая безопасность каждого шага.

«Как лучше распорядиться людьми? Стоит ли цеплять одного из телохранителей к старику и девице на время круиза? – поглядывая в иллюминатор самолета, размышлял он. Когда они прилетели в Геную, он решительно отказался официально усиливать эскорт старика Шрайбера: Нет, девчонка-волонтер из благотворительного фонда рядом с немощным инвалидом – это нормально и понятно абсолютно для всех. А вот наличие громилы-охранника вызовет нездоровый интерес и вопросы».

Так он и поступил: прибыв в Савону, устроил в двухкомнатном номере скромного отеля Сальвадора с девицей, а по соседству поселил Хейдена.

– Отвечаешь за них головой, – прощаясь, наставлял Рауфф молодчика с короткой стрижкой. – На лайнере твоя каюта будет поблизости. Следи за каждым шагом девицы и старика, но знакомства с ними не выдавай. На связь выходи в экстренном случае.

– Где мы с вами встретимся? – прогудел Хейден.

– Последняя остановка лайнера перед возвращением в Савону будет на Корсике. Я буду ждать вас в порту Аяччо…

Через час Рауфф снова мчался в аэропорт Генуи. Сидевший за рулем Алоис размеренно перемалывал челюстями жевательную резинку. Вырулив из города, он повернулся к бригаденфюреру:

– Куда мы теперь, шеф?

– Генуя. Аэропорт.

– А потом?

– Узнаешь при посадке в самолет…

В Лхасу старик Рауфф и два молодых нациста долетели из Генуи прямым рейсом, из аэропорта на такси добрались до стен монастыря Самье. Ну, а дальше бывший генерал действовал в одиночку.

Шагнув под свод высоких белокаменных ворот, он что-то шепнул монахам, исполнявшим роли привратников. Один из них тотчас исчез, а вернувшись, доложил:

– Извините, лама не может вас принять.

– Вы передали ему о моем знакомстве с руководителем экспедиций Эрнстом Шефером?

– Да, передал, – поклонился монах. – Но Шефера знали многие – он был известным ученым.

– А еще он носил звание «штурмбаннфюрер СС», руководил отделом «Аненербе» и был знаком со всеми лидерами Третьего рейха. Об этом тоже знали многие? – усмехнулся Рауфф. Монах испуганно посмотрел на посетителя, а тот напористо продолжал: – И последняя деталь – я не просто знал Эрнста Шефера. В тридцать восьмом году я лично готовил его последнюю экспедицию в Тибет. Достаточно?

– Я доложу об этом ламе. Уверен – он вас примет…

Алоис и Бруно остались ждать у ворот монастыря.

Рауфф, поплутав по лестницам и коридорам, попал в покои ламы – он понял это по простому, но вместе с тем торжественному убранству большого зала с низким потолком из темного дерева.

Лама оказался молодым человеком с лысой, похожей на футбольный мяч головой, широкими скулами и смуглой кожей. Он сидел на возвышении, по обеим сторонам в почтительных позах замерли молодые послушники в темно-бордовых накидках. Из смежных помещений доносились своеобразные звуки горлового пения.

Кристиан остановился в пяти шагах и намеренно поздоровался на немецком языке.

Из уважения к почтенному возрасту гостя лама поднялся, ответил на приветствие и спросил:

– Мне передали, что вы лично встречались с Эрнстом Шефером. Это правда?

– Да, мы были с ним знакомы, – признался Рауфф. И добавил: – Но я прибыл в Тибет не для воспоминаний о его давней экспедиции.

– С какой же целью вы посетили монастырь?

– Я скажу об этом вам лично.

Повинуясь взгляду ламы, послушники удалились.

– Итак, мы одни, – напомнил он.

– Вам привет от Эрвина из Бизерты, – тихо проговорил бригаденфюрер.

Лама молча смотрел на старика, стоящего посреди зала.

В первое мгновение во взгляде тибетца была растерянность и даже испуг. Затем в темных глазах сверкнули искорки гнева, лицо перекосилось. Он вскочил и что-то отрывисто крикнул.