— Мразь!
— Получи, сволочь.
Вталкивают ногами в комариную прорубь, бросают вслед одежду. Вернулся. Под растяжки, в яму, но — вернулся. Махмуд и Борис пока ничего не спрашивают. Торопливо в темноте отдираю с лица кресты лейкопластыря, чтобы они не испугались раньше времени.
Вопросы не задают, давая мне возможность прийти в себя и успокоить дыхание. Решетку не набрасывают, и Борис торопливо ищет повязку: значит, сейчас потащат его. Удерживаю за локоть — это только меня. А растяжки не плетут потому, что ждут сообщений из Грозного. Мои неизвестные спасители, сами того не зная, губят меня. И любой шаг к освобождению окажется шагом к расстрелу. Тогда какой был смысл затевать операцию? Неужели наши этого не понимают?
Оказывается, сидеть под открытым небом намного тревожнее, чем под решеткой. В плену должно быть так, как положено.
Сверху снова торопливые шаги. Встаем одновременно с Борисом. Он — в ожидании своей очереди, я — принимать судьбу. Она на таком волоске, что паутина может показаться стальным канатом.
— Телефон не потерял? — вдруг вспоминаю главное и шепчу в ухо Махмуду.
В самом начале плена, когда еще верилось, что водителя могут отпустить, записал ему домашний телефон и попросил запрятать в одежду. Теперь этот клочок бумажки кажется единственной связью с домом. Страшно умирать в неизвестности, быть без вести пропавшим.
— Нет, — скорее машет головой, чем отвечает вслух, Махмуд.
Судя по чавкающим в грязи шагам, идут человек пять. Еще вчера шагов ждали, потому что вместе с ними могли появиться известия. Теперь, когда новости есть, для нас спасением могла оставаться лишь тишина.
Подошли, завозились с решеткой. Сдержанно переводим дыхание. И хотя ее начинают прибивать гвоздями и сеть из растяжек плетут наиболее тщательно и плотно, понимаем: сегодня выдергиваний не предвидится. Яма становится дороже и безопаснее поверхности.
Из рассказа
генерал-майора налоговой полиции В.Колывагина, старшего оперативной группы:
Мы вылетели в Грозный через месяц после пленения. Могли, конечно, и раньше, но родственники ваших товарищей по несчастью из Кабардино-Балкарии умоляли: не предпринимайте ничего, мы здесь сами все уладим и договоримся.
Понадеялись А время уходило. Сергей Николаевич Алмазов, находившийся в командировке, приказал брать инициативу в свои руки. На следующий день опергруппа из четырех человек находилась в Чечне.
Армейские контрразведчики, правда, сразу по-дружески пожурили: как только боевики узнают — а они узнают непременно, что освобождением пленника занимается генерал, — мгновенно ужесточат условия Но менять что-либо было уже поздно.
Конечно, среди нескольких вариантов освобождения прорабатывался и силовой вариант — это нормально и естественно для спецслужбы Правда, о высадке десанта в горы не могло быть и речи, мы прекрасно понимали, что, пока будем пробиваться к месту заточения, вас десятки раз успеют убить. А вот по агентурным данным мы получили сведения о всех перемещениях Непримиримого. На него и поглядывали, ведь в случае задержания главаря мы могли диктовать свои условия. Непримиримый взял вас, мы — его. И обмен. Все по-честному. Красиво для книги?
К сожалению, в жизни все сложнее и грубее. Лишь приступили к проработке этого, запасного варианта, к нам на стол легло ваше фото с автоматами у головы. И приписка: можете искать тело своего полковника в районе Ханкалы. Если не откажетесь от силового воздействия.
Ясное дело, к подобному сценарию больше не возвращались и как можно шире об этом поведали всем вокруг. А сами сосредоточились на основном варианте — обмен. Задержанный на задержанного. К сожалению, практика войны, и от нее пока никуда не деться Начали восстанавливать отношения с посредниками, пошатнувшиеся во время столь бурного взрыва эмоций.
Про свое пребывание в могиле стараюсь не вспоминать, хотя звуки наверху ловлю чутче обычного. Высчитываю самое опасное для себя время — перед рассветом. Днем, а тем паче ночью наши на штурм не пойдут. А вот утром, при первом намазе, когда чеченцы расстелят коврики и упадут лбами вниз… По крайней мере, лично я выбрал бы именно эти минуты.
— Неужели ваши не сообразят, что подписывают тебе приговор? — время от времени удивляется Махмуд. — Мужики хоть нормальные у вас в полиции работают?
Пытаюсь пошутить:
— Достаточно посмотреть на меня.
— Э-э, если так мерить, то дело твое швах, — идет по лезвию черного юмора водитель. Смотрит назидательно и на Бориса: — Мой начальник, будь умным, тоже сидел бы сейчас не здесь, а на Канарах, — совсем по-чеченски раскладывает он наши характеры. — Молись, Николай, на своих.
Читать дальше