Сергей Зверев - Я родом из СОБРа

Грохот от выстрелов в закрытом помещении заложил уши. Два спецназовца, которые в темпе переворачивали одеяла и подушки, сдвигали в сторону диваны и кресла в поисках возможного подвала (комната, куда они попали, была, скорее всего, спальней, там находилось огромное зеркало, и в середине помещения стояла большая, как взлетная полоса аэродрома, кровать), одновременно прыгнули в разные углы, чтобы уйти с линии выстрелов. Едва не задев Алексея, мимо него грузно пролетел Виталик и с грохотом обрушился на пол. Пули калибра 7,62 не смогли пробить бронежилет, но сбить с ног, поднять в воздух и отбросить на несколько метров человека, который весил более ста килограммов в боевом снаряжении, у них получилось.

– Сука! Сука! Сука! – заорал Виталик, крутясь на паркетном полу и на ощупь нашаривая готовые к бою гранаты в разгрузке. – Ты меня убить хотел, зараза, сволочь! На! – Он рывком сорвал «липучку» с кармашка, выхватил автоматный рожок и с силой бросил его в дверь. Затем, сообразив, что он бросил не гранату, принялся с остервенением сдирать застежку с «гранатного» кармашка.

(Американские боевики полны сцен, когда после подобных случаев главный герой с кряхтеньем стаскивает с себя пробитое, но выдержавшее прямое попадание в нескольких местах средство индивидуальной защиты, смущенно улыбается, через пятнадцать минут пьет кофе и уже вечером успешно занимается любовью или бегом догоняет стартующий с места автомобиль. Но война далека от условностей жанра, и поэтому Виталик полгода провалялся на больничном, залечивая свои сломанные четыре ребра.)

Не обращая внимания на упавшего товарища (он находился на линии огня, поэтому надо было устранять непосредственную опасность, заняться им можно позже, тем более что крови на нем видно не было, короткого взгляда на него было достаточно, чтобы убедиться в этом), Алексей бросил в коридор, по направлению к двери, «горную» гранату. Свое название это оружие заработало из-за отсутствия стандартного запала, который горит три-четыре секунды. Такая граната взрывается сразу при соприкосновении с целью, что исключительно удобно в горной местности, когда приходится метать ее вверх. Ждать, когда во время срабатывания запала она скатится обратно тебе на голову, не приходится.

Аслан, уловив замах Алексея, отпрянул за угол, дождался взрыва и через секунду, когда осколки разлетелись по сторонам, выставил ствол и короткими очередями разломал дверь и выбил ее остатки на улицу.

Их осталось двое, но тут из угла коридора, который они уже прошли, кто-то заорал:

– Лешка, это я, не стреляй!

Крикнули своевременно, потому что Аслан, у которого угол обстрела был удобнее для стрельбы, быстро развернул свое оружие на топот ног, и в коридор выглянула голова в пятнистом шлеме-«сфере». Это на помощь подошла резервная группа, двигаясь только по тем помещениям, что уже были осмотрены.

– Сашка, ты?! – Аслан не опускал ствол, хотя оклик его напарника по имени служил лучшим паролем.

– Да я, я!

– Давай сюда, я прикрываю! – и Аслан кивнул Алексею, у которого был теперь уже лучший обзор для обстрела места, откуда могла грозить непосредственная опасность. Втроем они быстро осмотрели остальные комнаты (они оказались пусты) и вернулись к Виталику, которому уже оказывали первую помощь.

...Арби тоже проснулся от непонятного ощущения. Вначале он не мог понять, что же разбудило его, затем он сообразил. Он проснулся от ощущения опасности. Он обладал слабо реагирующей на внешние раздражители нервной системой и никогда не просыпался по ночам, ему не снились отрубленные пальцы, крики несчастных, кровь и боль заложников. К человеческим страданиям он относился предельно равнодушно.

Он проснулся, как от толчка в плечо, и сразу приподнял голову. В комнате рядом с ним спал еще один человек. Еще двое отсутствовали, они были в отъезде. Сна не было совершенно, голова соображала четко и ясно. Спросив у себя: «В чем дело?» – он тут же понял: что-то случилось или должно случиться. Такое же неприятное ощущение, смесь страха и нервного напряжения, первый раз он ощутил еще мальчишкой, когда отказался пойти за ягодами в горы с ровесниками. Тогда он на приглашение трех соседских пацанов сразу же ответил, что у него заболел живот и он не может даже выйти из дому. Почему он так сказал, Арби понять не мог, лишь позже, став старше, он иногда вспоминал это ощущение, сразу сжавшее его душу и заставившее его ответить отказом. Как ни напрягал он свои скудные аналитические способности, объяснить природу этого состояния он не сумел. И не пытался потом этого делать, а просто всегда доверял себе и своим ощущениям. Тогда двоих пацанов смыл в реку сель, и их тела нашли далеко внизу по течению. С тех пор он всегда верил своему внезапному и отчетливому чувству надвигающейся опасности.