– Рядовой Райнов…
То, что я подумал, в голове не задержалось, выплеснулось предынфарктным хрипом. Реакция вертухая последовала незамедлительно. Физиономия исказилась от ужаса, он скинул с плеча автомат.
– Усохни, падла… Кто такой?..
Я приложил палец к губам. Вертухай помедлил, сделал осторожный шаг и всмотрелся в мою физиономию трубочиста. Нерешительность отразилась на загорелой детской мордахе.
– Не шуми, – сказал я, – могут услышать. Подойди поближе, не бойся, не отберу я твой автомат…
Парень воровато посмотрел по сторонам, но приблизился. Сел на корточки, выставив мне в живот калашное рыло.
– Кто ты такой, черт тебя подери?..
– Послушай, Райнов, – быстро заговорил я. – Твое счастье, что ты оказался не в концлагере, а в числе тех, кто его охраняет. Но все равно сомнительное счастье, согласись? Печальная у тебя физиономия. Не за тем ты драпал из части, чтобы тянуть волынку. Обещали райское бытье, казачью вольницу, море счастья и гармонию на лоне природы, а загрузили в какое-то Средневековье. Ты не дал обет бедности, послушания и целомудрия? Впрочем, последнее, наверное, необязательно…
– Да кто ты такой, моралист хренов… – заскрипел зубами юнец.
– Следователь военной прокуратуры Луговой Михаил Андреевич, – шутливо откозырял я. – Шли по вашему с Пыряевым следу вместе с ротой автоматчиков…
– Ах ты, сука… – позеленел юноша, отпрыгивая вместе с автоматом. – Да чтоб ты сдох в этой норе…
– Уймись, паршивец, – зашипел я. – Где ты видел, чтобы военная прокуратура принимала участие в поисках дезертиров? Прокуратура пишет дела, надзорит и карает, сечешь мысль? А по кустам колбасятся другие парни…
Я говорил быстро, сжато – самую суть. О папочке, добывшем кусочек власти в администрации обожаемого народом президента, о телеграмме, которая по необъяснимым законам бюрократии плелась до штаба две недели, о том, что самое глупое, что парень мог натворить в своей жизни, – это с помпой дернуть из части…
– Пойми, пацан, – раскрывал я перед парнем заманчивые перспективы, – папочка не остановится, чтобы вытащить тебя из армии и избавить от трибунала. Руководство пойдет навстречу – я уверен. Бегство вызвано издевательствами старослужащих, невыносимыми условиями казарменного быта, а стрелял по гансам и ракетчикам не ты, а Пыряев… Если вытащишь нас отсюда, я смогу подтвердить, что ты вел себя мужественно. Будешь сидеть в Москве в объятиях папочки и навсегда забудешь кошмарную армию и ужасы Республики дезертиров. Даю тебе слово офицера – за помощь в побеге ты смоешь все грехи и станешь безвинным российским гражданином…
– Постойте… как вас… Михаил Андреевич… – дрожал от возбуждения парень. – Вы уверены, что мой папа в Кремле… что я не буду париться в тюрьме, служить в армии?..
– Твой отец стопроцентно обитает в Кремле, – терпеливо втолковывал я. – Нация есть такая в нашей стране: «кремлины». И отличает их от рядовых граждан то, что дети и прочие родственники представителей этой нации не сидят в тюрьме! Запомни. Во всяком случае, пока не покинут Кремль. Но твой папочка не собирается покидать Кремль – он недавно в нем обосновался…
– Не могу поверить… – покрывался жирной испариной дезертир. – Но я действительно не стрелял в этих солдат… Это Пыряев стрелял… Я обычный московский парень, у меня компьютер дома, девушка живет на проспекте Мира, у девушки бабушка, она меня очень любит…
Лично мне было глубоко плевать, стрелял рядовой Райнов или просто «отстреливался». И что в столице нашей родины проживают сплошь отпетые пацифисты – белые, пушистые, снабженные невестами, бабушками и компьютерами – мне тоже было глубоко и искренне плевать. Я хотел лишь одного – вырваться из ада. А если погибать – то в нормальном бою, а не в вонючем бараке.
В соседних отсеках хранилось молчание. Где-то наверху раздавались крики – кипела работа по косметическому ремонту «подъемного приспособления».
– Думай, паренек, – вынес я вердикт. – Хорошо бы это сделать сегодня-завтра – с утра вас сменят, а вечером меня ожидает небольшое аутодафе в одном уютном подвале. А пока есть время – давай быстро: что с вами приключилось…
История проста и поучительна. После того как здоровый дембель с тремя судимостями по кличке Могила щепетильно отмутузил в сортире наших героев, тем совсем разонравилась военная служба. Полная безысходность – два года представляются невыносимой вечностью, а каждый прожитый день дается с боем. По словам взгрустнувшего Райнова, они всерьез обдумывали мысль о суициде: уйти в лес и решительно повеситься. Как сказала программа «Время», несколько военнослужащих в Читинской области уже провернули такой фокус – так что прецедент создан. Били пареньков смертным боем, отчего желание уйти в другой мир закалялось, как сталь. Офицерам их проблемы были глубоко безразличны, солдаты своего призыва заступиться не могли – сами с трудом сносили тяготы. Работали Пыряев и Райнов монтерами на строительстве завода ЖБИ – восемь часов ковырялись в трансформаторных будках, остальное время проводили в казарме. Однажды пребывали в тоске дремучей – день окончен, в казарму не тянет. Подвалил мужичок – чернявенький такой, из гражданских. Слово за слово, понимаю вас, ребята, сам служил. Покосился воровато по сторонам и начал рассказывать красивую сказку про упрятанную в глухой тайге Республику… Вольные хлебопашцы, рай и благоденствие, море баб, микроклимат, можно вообще не работать, а жить в своем комфортном домике, где есть электричество и все удобства… Словом, наплел небылиц. Рядовые полными глупышами, понятно, не были, но посчитали, что даже если десятая часть из рассказанного верна (а она, в сущности, верна), то это лучше, чем уходить за здорово живешь на тот свет.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу