Владимир Король - Время тяжелых ботинок

Опять – звонок.

– Старший научный сотрудник Астрыкин, – ответил всё ещё живой статистик и математик.

– Ты помнишь, что сказал мне в субботу, 4 февраля 1995 года? – это был голос Чекашкина, его он узнал сразу.

От резко подскочившего давления у Астрыкина из правой ноздри хлынула кровь.

Он запрокинул голову, нащупал в кармане платок и, глотая живую биологическую субстанцию, с трудом ответил:

– Конечно… помню.

Он тогда сказал, что именно шестнадцатого двенадцатого в год «девятки» с ним произойдёт что-то, что в корне изменит его Цифру.

– Возможно – смерть… – кровь никак не хотела останавливаться.

– Димыч, про смерть тогда речи не было. Ты сам себя убедил, что умрёшь именно в день Большого Предательства, в среду. Мои расчёты, если помнишь, указывали на другое. Ладно, оставим нумерологию до лучших времён. Степенно, но мгновенно – одеваешься и выходишь на набережную. Нас ждут великие дела!

На морозном влажном воздухе к чуть было не вознёсшемуся под высокий потолок гнилому интеллигенту, очевидно, вернулась аура, что вызвало у него приступ резкой критики в адрес друга и спасителя:

– Слушай, Челкаш, а что за рифма безвкусная: степенно-мгновенно. Это даже ниже уровня литературного кружка при домоуправлении. И, вообще, лицо у тебя другое, может, это и не ты вовсе?

– Только не надо ни агрессии, ни депрессии, – скривился Кинжал.

– У тебя что – навязчивое стихосложение? Между прочим, это признак психопатического комплекса.

– Ладно тебе, фраер! Падай в тачку, фильтруй базар и не кати бочку на реального пацана. Короче, в машине – ни слова, сейчас будет встреча, которая тоже удивит.

Задача у тебя одна – молчать, пока не спросят.

Астрыкин ничего не понял, всё сказанное запомнил и подумал, что не успел снять с крюка петлю. Да и стишок про нерешённый гроб остался на виду…

А Кинжал срисовал и ту удавку, картинно свисавшую с потолка, и огромный полумягкий стул, место которому отнюдь не на столе.

Далёкий голос Осипа Мандельштама озвучивать он не стал: «Ленинград, Ленинград, / я ещё не хочу умирать. /У меня ещё есть адреса, / по которым найду голоса».

С некоторых пор смерть и поэзия шли по его жизни рука об руку.

Да, это был его друг Чекашкин.

Но рядом на заднем сиденье в салоне автомобиля, чуть поменьше комнаты в коммуналке, сидел другой, – с иным лицом, запахом элитного цифрового кода, в тонкой одежде не для повседневной носки, а главное, – с движениями и голосом человека, который может ВСЁ.

А Кинжал вспоминал рваный матрас в подсобке того гастронома на Невском, где он, перспективный учёный-эконометрик, мог хоть пару часов вздремнуть, потому что утром, к девяти, – в институт. Приходилось подрабатывать сторожем-грузчиком, чтоб хоть на минимальном уровне удерживать семейный бюджет.

Ночью привозили молочные продукты – несколько тонн. Он должен был не только принять и разместить контейнеры в холодильных камерах, но, главное, не быть обманутым пройдохой-экспедитором, у которого полны карманы фиктивных накладных.

Образованного Чекашкина использовали ещё и в качестве материально ответственного лица, хоть формально он таковым не являлся. Всплыви недостача – с него бы сняли три шкуры, заставили продать квартиру, как это было с его предшественником, от которого и перешёл тот матрас. Спасало базовое математическое образование: в то время цифры любили Чекашкина, он любил их, и они друг друга не подводили.

О тех трудовых ночах было написано стихотворение, которое начиналось словами: «Сгружал тяжёлую молочку без суеты и в одиночку».

Как-то, по настоянию его требовательной жены Зинаиды, данной ему свыше, чтоб жизнь мёдом не казалась, Чекашкин попросил владельца магазина прибавить ему заработную плату. Вопрос он поставил грамотно: «Мне платят за погрузочно-разгрузочные работы и ночное дежурство в качестве охранника. Но я несу материальную ответственность, это мой личный риск. Завозы товара в одиночку не обслуживают, обязательно нужна страхующая пара глаз. А у торговых людей считается дурным тоном, если, как они говорят, не нагрел компаньона – поставщика или покупателя. Но меня обмануть ещё не удалось никому, и прошу за это доплачивать». Лазарь Ильич обещал подумать. А потом Чекашкин случайно подслушал разговор директора с кем-то из прошлой «крыши».

На вопрос, прибавлять ли зарплату сторожу-грузчику, бандит уточнил: «Это тот лох с дипломом кандидата наук? Знаешь, Ильич, есть люди, у которых на лбу написано, что деньги ему не нужны. Твой грузчик из таких – перебьётся. Увидишь – больше не подойдёт». Владелец магазина согласился: «Ты прав, хороших людей деньги портят.