Владимир Король - Время тяжелых ботинок

Но одно он знал точно – не Чекашкин: «Прости меня, батя, – так вышло».

Ужинали при свечах, молча.

Ликуша знала, – когда любимый такой, его лучше не трогать.

Кинжал был бледен. Он не чувствовал вкуса любимого глинтвейна, а кусочки нежнейшего ягнёнка по-шотландски глотал целиком. Желваки на скулах заметно вспухли.

Когда Ликуша засобиралась, он даже не встал из-за стола, чтобы её проводить.

Тихо сработал английский замок – на металлической, отделанной красным деревом входной двери.

Кинжал подождал пару минут и развернул подарок деда Вано.

Это был изящный кастет с богатым орнаментом, ударно-раздробляющее оружие, граммов пятьсот золота 750?й пробы.

Он надел его на руку, зажал в кулаке; удивился – в самый раз.

На кастете была выгравирована надпись:

От надгробий на Старом Кунцевском кладбище – тесно.

Только сейчас Желвак вдруг обратил внимание на большое количество упокоившихся здесь военных.

Направляясь к могиле Алёнки, он встретился взглядом с Кимом Филби.

Желваку рассказывали, что этот советский агент был одним из руководителей британской разведки и отвечал там, ни много ни мало, за координацию с американским Центральным разведывательным управлением. Со своего высокого постамента наш знаменитый шпион, как показалось Желваку, многозначительно кивнул.

Он долго всматривался в смеющееся лицо Алёны Уробовой и никак не мог вспомнить, кто предложил для памятника именно эту фотографию? А откуда вообще «прилетела» идея с этим кладбищем, где столько военачальников и разведчиков?

– Алёнушка, счастье моё недолгое! Всё, что ты завещала, я исполнил.

Покончить с собой старший научный сотрудник НИИ эконометрики Дмитрий Астрыкин решил прямо в институте, над своим рабочим местом.

Особняк на Морской – это его жизнь, пусть теперь будет и смерть. Двенадцать лет он служил здесь науке; боролся, сколько мог.

8 марта 1998 года ему исполнилось тридцать четыре года, и он, по общему мнению, лучший математик и статистик в институте – после исчезновения Чекашкина – высчитал, что всё, достаточно.

С детства цифры были его единственной путеводной нитью по жизни. В пятом классе он услышал изречение Пифагора, что в цифрах можно представить любую вещь, и заболел математикой. Механико-математический факультет МГУ им. М.В.Ломоносова ему не дался, он недобрал одного-единственного балла. С московским экзаменационным листом и рекомендацией лучшего воспитанника математического кружка ленинградского Дворца пионеров он был зачислен в Ленинградский университет.

«Красный» диплом и эхо хрущёвской оттепели определили его дальнейшую судьбу.

В середине шестидесятых по инициативе руководителя советского правительства Алексея Николаевича Косыгина был образован Научно-исследовательский институт эконометрики. Москвичи со своими столичными амбициями заниматься этой «лженаукой» отказались, а ленинградцы взялись, правда, уже через три года институт пришлось переименовать в НИИ статистического анализа социалистической экономики. Институт на страх и риск его беспартийного директора, академика Лиманского, продолжал заниматься эконометрикой, то есть анализом хозяйствующих систем, который объединяет экономическую теорию со статистическими и математическими методами.

Товарищ Косыгин, наверное, планировал, что та масштабная экономическая реформа, которую он попытался затеять в стране, будет опираться на разработки его ленинградского научного детища. Однако его начальнику, товарищу Брежневу, объяснили, что премьер больше печётся о том, чтобы стать генеральным секретарём, чем модернизировать самую эффективную в мире экономику, которая в реформировании не нуждается по определению.

И кремлёвские маги решили: не фиг учиться хозяйствовать у загнивающих капиталистов, победа коммунизма во всём мире и так неизбежна.

Косыгинские реформы тихо похерили.

Эконометрикой Астрыкин увлёкся ещё в университете. Все курсовые и дипломная работа были посвящены одной из конечных прикладных задач этой науки – прогнозированию показателей анализируемой экономической системы. Потом, уже работая в НИИ, он переключился на имитацию возможных сценариев развития объекта экономических исследований.

Однако хитрая это наука, эконометрика.