Валериан Скворцов - Укради у мертвого смерть

Он защемил пальцами жировик на скуле, словно пробуя, насколько тот увеличился.

Свой стакан Джефри не трогал, не хотел приезжать к Ольге с запахом виски. Мысли крутились о возможных по­следствиях смерти Иенсена — не Бруно ли его и убил? — и вероятном уходе Ханга из жизни тоже. Все расценят обе кончины как самоубийство, ибо такой исход устроит всех. Роберт Иенсен канет в небытие, как канули в него две войны в Индокитае — французская и американская, а вместе с ни­ми и их «герои». Буря давным-давно пронеслась. Остается лишь пена, грязная и густая. И опасная... Убийство Иенсена или его гибель — не важно, переход «Нуган Ханг бэнк» под контроль Дябасти, смыкающегося с Клео Сурапато, означа­ют окончательное прощание Сети со старыми политически­ми связями и идеями и уж вне сомнения — с политическими кругами. Будут крепнуть отношения с подпольем. А по этой части у Бруно и Клео — опыт. Лябасти первые свои деньги взял на спекуляции индокитайскими пиастрами и француз­скими франками в канун ухода его соотечественников из Вьетнама, Камбоджи и Лаоса. Спустя тридцать лет повторе­ние удачи только теперь на оставленном американцами на­возе?

— Я вижу свою главную ошибку...

— Что ты сказал? — переспросил Джефри.

Нуган сглотнул, дернув кадыком. Возможно, у него боле­ло горло. Нервная лихорадка в тропиках начинается так...

— Я сказал, что моя вина в том, что новые времена слиш­ком быстро наступили. Я сознательно тянул с реорганиза­цией Сети, наслаждался тем, как она отлаженно работала... словно война не кончилась. Я знаю, что ты думаешь. Что я сделался тираном и потому угробил дело. А ведь я не стре­мился к абсолютной власти. Я был счастлив, понимаешь, Джеф? Рядом были старина Роб, старина Джеф... Все, как во время войны... И как у римлян давным-давно. Тиран, создав­ший дело и верный ему, должен быть прикончен ужасным образом. Вот что происходит теперь, Джеф!

— Я тебе выскажу сокровенную догадку, Нуган... Бруно совершил переворот. Он разумный, терпеливый и ловкий интриган. Его режим будет еще более тираническим, чем твое руководство, но фасад-то, фасад!

— Какой еще фасад?

— Фасад-то будет иным... Все будут восхвалять его как умника и новатора за то же, за что тебя поносили как грубого давилу... Вот так вот это случается, Нуган, дружище Нуган...

Джефри все-таки отхлебнул из стакана.

Этот Лябасти! Какие-то собственные таинственные пере­сылки значительных сумм через Триест в Швейцарию. Это — раз. Наглая самоуверенность в отношении угроз все­могущей мафии «Бамбуковых братьев» — два. Олимпийская невозмутимость перед неясной по масштабам опасности со­стоянием Клео Сурапато, близкого компаньона, да и личного друга — три. Скрытая с необыкновенной ловкостью от Клео и Джефри, от всезнающего Нугана и остальных влиятельных товарищей по Сети операция по захвату «Нуган Ханг бэнк» — это четыре. Смерть Роба Иенсена, то есть отсечение Сети от контроля любой правительственной администра­цией — американской, британской, австралийской или ка­кой там еще из тех, которым продолжал служить Иенсен. Это — пять...

Таковы подвиги.

При этом как хладнокровно использован навык финан­совых наскоков Клео Сурапато и как точно рассчитана реак­ция его инстинкта на возможность достать деньги «Нуган Ханг бэнк»! А тщеславие и мнимое превосходство над замор­скими чертями, столь присущее Клео, Бруно держал на хо­рошем пару, подвернув вовремя золоченый кулак «боксе­ров»... Просто и точно, а потому — успешно.

— Я тебе советую, Нуган, — сказал Джефри, — поехать допивать бутылку в отель из недорогих, скажем «Слоани корт» на Болморэл-роуд... Потому что в дорогих тебя при­мутся искать в первую очередь... Но скорее всего искать тебя некому. Возможно, приспичит потребовать отчета его фран­цузскому превосходительству Лябасти... Мой генерал! Так точно и слушаюсь! Чтобы полегче отвечать в этой манере, постарайся напиться. Понадобится продолжительное время, учитывая твою закалку, и еще более продолжительное на протрезвление... Двое суток есть. Вперед!

Джефри отстоял минут пять в стиснутой никелирован­ными перилами очереди за такси, случай в Чанги небыва­лый. Он с раздражением подумал, что уже два часа крутится на аэродроме, в сущности, безо всякого дела.

Водитель, открывший багажник рычагом со своего места и не потрудившийся загрузить чемодан, оказался корявым китайцем, плохо понимавшим по-английски. Изнервничав­шийся и усталый Джефри, ощущавший, что белградская простуда после глотка виски переплавляется в головную боль, наорал на него, выскочил из машины, потом снова сел и заставил по справочнику искать свою улицу — Сандерс-роуд. Когда ее иероглифическое обозначение против англий­ского обнаружилось, таксист невозмутимо сказал: