Валериан Скворцов - Укради у мертвого смерть

— Вы ведь журналист, господин... э... Шем... Кин? Почему же паспорт служебный? — спросил китаец.

— Я работаю на газету, которая является официальным органом в моей стране.

— Зачем вам сутки в Сингапуре? Цель вашей поездки ведь Джакарта, как я понимаю из визовой отметки.

— Похоже, я просто имею на это право согласно закону. Вот билет на завтрашний рейс, вот наличные в доказатель­ство, что я ими располагаю и меня не придется кормить как терпящего бедствие неимущего иностранца...

— Значит, русский журналист, — протянул старший.

Севастьянов с удовольствием прислушивался к англий­скому произношению полицейского. Американское в Банг­коке резало ухо.

— Все в порядке, — сказал китаец, и сикх, не глядя, при­стукнул печать в шемякинский паспорт. Показал жестом — «Добро пожаловать!»

Когда спускались по эскалатору к ворочавшейся с чемо­данами змее транспортера, заметили, как господа Чон, Кау, Тан, Ео и Ю быстро отвели глаза в сторону багажа.

— Товарищ Севастьянов? — спросил человек, в котором невозможно было бы не узнать советского человека за рубе­жом, да еще водителя торгпредства. Ковбойский ремень на животике, спортивная рубашка в цветочек с непременными погончиками и полосатый галстук из универмага «Москва» на Ленинском проспекте, там и завязанный последний раз вечным узлом.

— Поезжайте, — сказал Шемякин. — Я доберусь до гости­ницы на такси. Нет проблем... Остановлюсь в «Стрэнде». Ес­ли что, звоните... и вообще. Пойду поменяю доллары на син­гапурские.

— Счастливого плавания, — ответил Севастьянов. И по­думал, что Дроздов над этим человеком может подтруни­вать, но не смеяться. А Немчина, возможно, еще и боится.

Сингапур из окна машины казался таким же, как рань­ше — чистым, прибранным и организованным. Но без Ва­сильева. В первый раз и теперь навсегда.

Капитан Супичай приехал в бангкокский аэропорт Дон- мыонг за полчаса до посадки пассажиров рейса TG -413. Как руководитель практики, намеревался принять зачет у юнке­ра, экзаменационным билетом которого был русский бан­кир. Ничего специального. Рутинный контроль за работой молодого человека на проводах подопечного.

Русский улетел в компании журналиста, и теперь юнкер стоял перед капитаном в каморке, предоставленной погра­ничной стражей.

— Вы не сдали зачет, юнкер, — сказал Супичай. — Сожа­лею. Свободны!

Когда юнкер вышел, капитан достал из портфеля порта­тивную рацию, вытянул прут антенны и, условными щелч­ками дав сигнал вызова, сказал:

— Внимание, Випол! В секторе Б-двенадцать... Повтор: в секторе Б-двенадцать подвальной автостоянки будет садить­ся в синий «ситроен» человек с мягкой бородкой... Нет, не фаранг... Азиатец. Двигайся за ним. Мне нужно знать, какая птица летает в этой машине и куда она в особенности напра­вится сейчас. Как понял? Хорошо-

Бородач фотографировал телеобъективом Севастьянова, когда он вместе с другим русским устремлялся к паспортно­му контролю.

Капитан зевнул и потянулся. Поразмыслив, отправился на второй этаж в ресторан для летного состава. В Бангкок торопиться не стоило. Шел пятый час пополудни. Пробки да еще наводнение.

... В Чанги, у выхода из аэропорта к стоянке такси, Шемя­кин набрал на плашке кнопочного телефона-автомата се­мизначный номер.

— Это Бэзил говорит, — сказал он в трубку. — Я приле­тел...

Осенью на деревьях стали заметнее припозднившиеся с отлетом скворцы, вокруг которых крутились суетные во­робьи. Охотящиеся кошки ползали на брюхе по пожухлой траве и орали, оставшись без маскировки, от нервного воз­буждения. В Голицыно под Москвой предотлетные стаи вы­жидают неизвестно по какой причине.

После прогулки по дачным просекам, именованным про­спектами Мира, Комсомольский, Маяковского и Коммуни­стический, куртка пропахивала дымом горевшей листвы. Синюшные костры чадили между развалюх и подновленных усадебок, гарь стлалась над узкими выщербленными про­спектами будто орда только-только проскакала по ним с факелами. В дыму, как остатки разгромленного войска, по­являлись в обнимку или ругаясь пьяные, возвращавшиеся из ресторана «Иверия» на Минском шоссе, где грузин в спор­тивной фуфайке с эмблемой «адидас» отпускал на вынос из закутка возле кухни. Отпустил и Бэзилу, слегка подивив­шись, что понадобился коньяк.

Он ждал гостью в Доме творчества. Но никто не приехал. И не позвонил.

Одичав за две недели сидения над рукописью, Бэзил за­вел свой «Москвич», стоявший во дворе у котельной, и пока­тил в Звенигород. На выезде из города в сторону Лесных Полян, напротив почты, бросил в телефон-автомат москов­ской связи пятнадцать копеек и две минуты слушал безот­ветные позывные. Потом покатил вдоль Москвы-реки мимо монастыря, чьи стены белели сквозь безлистные деревья. Тянулась плоская пойма, капустные грядки, на которых топ­тались люди в резиновых сапогах. В середине реки одинокий байдарочник выгребал против ветра, рябившего серую воду.