— Да... Сидит на втором полуэтаже справа от входа в операционный зал, за металлическим столом. Лобастый и пальцы шишковатые, это верно.
Шемякин явно говорил про старшего бухгалтера, который начинал разговор с Севастьяновым до Жоффруа Лябасти в «Индо-Австралийском». Проходимец нейтрализовал беседу, удалившись, едва заявился хозяин... С задержками платежей старинный трюк. Вначале деньги заносят в бухгалтерскую книгу, которая скрыта за семью замками. И они крутятся и приносят проценты с какой-нибудь «черной лотереи», пока не попадут в официальную книгу, открытую аудиторам, то бишь контролерам.
— Посольство пользуется тем же банком?
Журналист молчал. Пожал плечами — мол, меня это не касается.
Таксист притормозил у двери консульства с покосившейся английской вывеской «Открыто». Под дождем, один за другим, словно солдаты под огнем, они перебежали в приемную, где, казалось, сидели все те же посетители, что и три дня назад. Они перебежали дальше по кокетливо извивающейся дорожке от консульского флигеля в барочное здание посольства, и дежурная из-за огромного стекла сообщила в микрофон Севастьянову о ждущем телексе из Москвы.
Надорвав бумажный квадратик, он прочитал: «В ходе переговоров в Бангкоке можете коснуться вопросов обеспечения непогашенных кредитов земельным залогом. Семейных».
Минувшим утром с пяти до восьми часов он сидел в номере за столиком, приспособленным для чего угодно, но только не для работы с бумагами. Составлял собственное досье «Индо-Австралийского». На одном листе занес беседу с Лябасти-младшим по существу. На втором выписал столбцом философские высказывания о желании Лябасти-папа- ши создать собственную замкнутую финансовую корпорацию. Абстрактное это намерение могло существовать, а могло и не существовать. Но исключать возможность того, что разговоры об этом прикрывают разработку обширной системы широкого участия во многих компаниях сразу, в том числе и подобных «Ассошиэйтед мерчант бэнк», не следовало. Раскладывание яиц по нескольким корзинам во избежание потери всех сразу — довольно ходовой прием, если упрощать путаные рассуждения Лябасти-младшего.
Переговоры в отделении «Банка Америки» на Силом-роуд тоже практически дали мало. Но досье Севастьянов завел и после них записал несколько фраз, скорее догадок...
Представители отделения оказались готовы пойти на продажу земельных участков, заложенных у них «Ассошиэйтед мерчант бэнк». Однако оговаривали два условия. Во-первых, необходимость судиться. Во-вторых, необходимость решить в суде же перед этим возможность судиться вообще. То есть сказали и да, и нет. А ведь отсрочка с продажей земли с аукциона им обходится недешево. Обслуживание «залога» — налоги, содержание и прочее тоже стоит денег. Севастьянов почувствовал, что банк предпочитает выжидать. Чего? Когда Амос Доуви, набравший от имени «Ассошиэйтед мерчант бэнк» кредитов, окажется на свободе? То есть можно допустить, что деньжата, 18 миллионов, все же не испарились?
Беседу в этом направлении Севастьянов провел на собственный страх и риск. Однако теперь телекс из Москвы определенно предписывал это сделать. Послание не ушло бы без ведома генерального. И пусть команда поступила задним числом, действия Севастьянова будут сочтены в любом случае правильными, потому что теперь они не самовольные.
Хоть здесь облегчение и просвет от московских подзатыльников. Как сказал бы Васильев, ничтожный, но кредит. Кто там поддержал его, Севастьянова? Или наоборот — сует палки в колеса, отправив столь важный для васильевского дела телекс с заведомым опозданием...
Появившийся рядом с дежурной за массивным, может, и пуленепробиваемым стеклом Дроздов, кивнув на бумажку с телексом, спросил в микрофон:
— Тучи рассеиваются?
Севастьянов пожал плечами.
Дроздов помахал, чтобы ждал. А когда появился, с высоты своего роста как-то странно спросил:
— По дому не заскучали?
— Через три-то дня? — усмехнулся Севастьянов.
— Тоска по дому—чувство патриотическое. Об этом принято говорить за рубежом с консулами... Как бы отмечаясь в духовном здоровье. Здоровое чувство.
— И очень сладкое, — добавил появившийся уже без чайной розы Шемякин. — Обратите внимание, как приторны мелодии про далекую любимую родину на всех языках и на всех музыкальных инструментах мира... А? Не прав я?
— Дерзишь? — спросил Дроздов. — И являешься с цветами, и расточаешь комплименты заведующей канцелярией? Не боишься вести себя опрометчиво?
Читать дальше