Валериан Скворцов - Укради у мертвого смерть

— Приедешь? — спросил бандит.

— Могу.

— Привезешь сколько сказал?

— Куда и когда?

— Канал У Кэй в Шолоне, мостки возле паровой мельни­цы. Спросишь господина Клео. Это я... Любой четверг с пяти до шести вечера.

— Бандитское время. Закат...

— Я сказал.

Бруно обхватил партнера левой рукой. От китайца несло тиной. Правой вытянул из-за его спины солдатский кольт, который по бандитской манере был под рубахой за поясом. Отшвырнул далеко в воду. Сказал:

— Все. Иди.

— Зачем вернул, а теперь выбросил?

Бруно постарался натянуть улыбку в манере нового пар­тнера, по-французски воспроизвел китайскую поговорку:

— Жизнь прекрасна, а боги отлучаются порою, и прихо­дится надеяться на себя и никому не верить. А?

Их смех, пока они расходились по осыпавшейся под но­гами тропе, звучал некоторое время вместе, а потом каждый слышал только свой собственный.

За Меконгом, на востоке, занималась заря. На околице деревни, где вповалку спали легионеры, в камфорных и тамарисковых деревьях путалась синеватая дымка парного рассвета. Ветер разносил трупную вонь, запахи тины, рыбно­го соуса и гари.

Лейтенант де Биннель докладывал по радио о «шишке», который, связанный проволокой, сидел на корточках. Две женщины из деревни крутили педали движка, питавшего рацию. Вьетнамки заплевали землю жвачкой. Связист кле­вал носом, машинально твердя им: «Крутите, крутите...»

Маркиз сделал жест Бруно, чтобы подошел. Бруно скоро­говоркой доложил: некоторые лодочники при джонке разбе­жались, трое убиты, переводчика потерял, захвачено три кольта.

Де Биннель прикрыл микрофон ладонью. Под глазами над белесоватой щетиной темнели коричневые полудужья. Симптом курильщика опиума.

— Груз?

— Затоплен в протоке бандитами перед бегством.

Маркиз принялся выкрикивать данные кому-то в Сайго­не.

Бруно лег на траву. И будто перехода между явью и сном не было... Он стоит в проеме отодвинутой двери самолета, внизу — чудище с оленьими рогами и выдавленными из орбит глазами. Рыбья чешуя лоснится на змеином теле, ла­пы тигра скребут орлиными когтями. Из пасти исторгаются огонь и вода. Бруно пятился, пытаясь вдавиться назад в «дакоту», но стоявшие за спиной старухи, изготовившиеся к прыжку, подпирали, кивали черными тюрбанами и улыба­лись кровоточащими от бетеля губами. Подолы «ао-зай» — платьев с разрезами до бедер — трепало над оливковыми галифе пехотинцев, которые они надели вместо традицион­ных черных штанов. Из-за старух пытался пробраться в бе­лом легионерском кепи маркиз, который кричал:

— Боишься? Прыгай! Настоящий дракон из пагоды Тыа Онг чешуи не имеет...

И добавил, заходясь в истерике:

— Да что такое! Сержант! Двигайтесь! Поднимайте лю­дей...

Лейтенант стоял над ним, расставив кривоватые ноги, вокруг которых ветер винтом завивал широченные штаны десантника с комками засохшей серой грязи на коленях.

Желтоватая с прозеленью жижа канала У Кэй лениво тащила в реку Сайгон отбросы, размокшие картонки, корич­невую пену со щепой и соломой, пятна мазута. С перил деревянного моста, меся воздух ногами, с визгом кидались в воду голые дети. По доске, перекинутой с набережной на джонку, семенили, горбясь под мешками с зерном, кули с синими венами на коричневых икрах. Через двадцать минут, которые Бруно Лябасти простоял у моста, нависнув над во­дой радиатором грузовика «дженерал моторс» с товаром для Лин Цэсу, джонка, став легкой, уже показывала подернутую слизью обшивку подводной части.

Над паровой рисорушкой, в приемный люк которой сбра­сывались мешки, стлался едкий дым, сползавший к воде. Вокруг теснились лавки, чайные и забегаловки, где ничем не торговали, кроме похлебки из свиных потрохов, лапши да лимонада невероятных химических оттенков от ярко-руби­нового до сине-зеленого. Стоял кухонный чад, треск мопе­дов, сплошной незатихающий крик с прорывавшимися те­лефонными звонками, которые на самом деле были трезвоном рикш с велосипедных рулей трехколесок.

Теснота и скученность усиливали тревогу. Иногда подка­тывала тошнота от вони гниющей рыбы. Отсутствие оружия порождало почти чувство стыда, будто он, Бруно, оказался среди этого сброда голым.

Двое лоточников подогнали сзади под кузов грузовика тачку с дымящимся чаном. Вылавливали в кипятке сетчаты­ми половниками пампушки с собачатиной, за которыми росла очередь. Попытайся теперь Бруно уехать, развернуть машину не удалось бы. Дорвавшиеся до бросовой еды кули, если потревожить раздачу, сбросят его в канал вместе с гру­зом. В груз же вложены все его деньги, по крохам собранные на обменах пиастров на франки, плюс сумма, которую Рене де Шомон-Гетри позаимствовала из сейфа отца. Удача с перепродажей пенициллина, купленного в интендантстве, сулила тридцатикратную прибыль. Риск ее стоил...