Валериан Скворцов - Укради у мертвого смерть

—Через сорок минут в баре этой гостиницы? Или хочешь подняться ко мне?

— Подняться к тебе.

Клео положил трубку первым. За ним всегда оставалось последнее слово. Так повелось с первой их встречи на этой земле в 1953 году у южновьетнамского города Митхо...

... Задача, поставленная 13-й полубригаде 23 апреля 1953 года, считалась особой важности.

Агентурная разведка выявила транспорт оружия, следо­вавший по протокам Кыу Лонга — великой реки Девяти Дра­конов, как называли азиатцы дельту Меконга. Рисовую бар­жу, осевшую до надстройки, тянули буйволы. Распугивая выпей и чаек, она медленно, выжидая высокой воды, прили­вы которой зависели от дождей, плыла из района «Клюв попугая», почти от камбоджийской границы, в направлении Митхо. На стыковку с баржей крался большой отряд комму­нистов, ведомый крупной шишкой сайгонского подполья. Достоверность доноса, стоившего сто пятьдесят тысяч пи­астров, обеспечивалась головой осведомителя, при котором сержант Бруно Лябасти неотступно держал негра-легионера, известного способностью по трое суток не спать или спать, но с открытыми глазами.

Выделенный командованием двухтонный, надрывно во­ющий дизелем вездеход с выхлопной трубой над кабиной походил на пароход. Пока на нем добирались к рубежу пере­хвата, наглотались чада до головной боли.

Командир группы, выпускник Сен-Сира, лейтенант мар­киз де Биннель объяснил Бруно, что ничего более подходя­щего для успеха, чем повторение классических образцов, на войне нет. Поэтому спланировал засаду «галльским кли­ном». Восемь легионеров перерезали тропу, по которой про­тивник шел на стыковку с транспортом. Десять маскирова­лись с пулеметами вдоль нее, набросав перед собой в болото мин. Маркиз выдвигался с радистом далеко навстречу про­тивнику. Сигнал боевой готовности — щелчки в рации. Чис­ло щелчков обозначит число десятков бандитов, которые прошли мимо затаившегося лейтенанта.

Ясно, что командир вражеского отряда или, как его назы­вал маркиз, «наш шишка», разобравшись в обстановке, когда засада обнаружится, начнет отход первым. Другие будут его прикрывать. Это правило у противника соблюдалось любой ценой. Тут-то маркиз, покинув укрытие, и «воздаст бегуще­му в одиночестве шишке личные почести».

Что до Бруно, ему, едва начнется разгром, предлагалось броском выйти к плывущему протокой транспорту, люди которого, вспугнутые разразившимся впереди боем, несом­ненно насторожатся, но, возможно, не сразу решатся бросать груз и бежать. Осведомитель не мог внятно сообщить, вы­плачены ли деньги за оружие или нет. Если выплачены — бросят, нет — вероятны колебания. Лейтенант надеялся, что «сержант Лябасти вполне проявит присущую старослужа­щим заинтересованность в захвате материальных ценно­стей».

Отдел разведки полубригады, однако, подправил «галль­скую простоту» лейтенантского плана. Никто в штабе 13-й не сомневался, что грузовик с солдатами и минами замечен партизанской агентурой. Группу демонстративно возврати­ли на том же вездеходе, но не в лагерь, а на военно-воздушную базу Таншоннят. К вечеру их приготовили к парашют­ной выброске в район засады. Легионеры отдыхали в тени вездехода, поджидая самолет. Лейтенант про эту замену транспортного средства сказал, что стали, значит, жить по­богаче, хотя с меньшим шиком. Затем осудил, как он выра­зился, «приметы декаданса» в экипировке своего воинства. Действительно, пятнистые распашонки американской мор­ской пехоты, которые им раздали, не вязались с серо-олив­ковыми французскими штанами.

В кабине «дакоты» невыносимо пахло потом — верный признак волнения или страха. Даже вонь солярки, пропитав­шей одежду и амуницию, не заглушала этого запаха. Боль­шинству предстояло делать второй в жизни прыжок после давным-давно забытого тренировочного. Когда замигала красная лампа, де Биннель кивком передал власть Бруно, который, волнуясь не меньше остальных, машинально вы­крикивал команды: встать, закрепить карабины, проверить снаряжение. Каждый орал в ответ: первый готов, второй итак далее. Он забеспокоился, когда какие-то трудности возникли с заложником, но негр ткнул вьетнамца кулаком и в бессоз­нательном состоянии собирался выпихнуть впереди. Откро­ется парашют или нет, да и вообще как приземлится «гаран­тия», не имело никакого значения.

Второй пилот втянул дверь самолета за минуту до прыж­ка. Сирену почти не слышали. Бруно стоял первым. Под носками ботинок скользили гигантские зеркала, отражаю­щие багровые в этот час облака — залитые рисовые чеки. Луна уже появилась, и крестообразная тень «дакоты» пере­прыгивала насыпи между полей и тощие бамбуковые рощи­цы. Словно разгневанный Господь водил перекрестье гиган­тского прицела над затейливым рисунком речушек-дракончиков, всосавшихся в илистую низину щу­пальцами притоков.