— Не достать! Ушел, чтоб паршивые псы разодрали всех неродившихся его выродков в утробах его потаскух! Ушел капитан Сы!
Клео так и не увидел, в кого бы выстрелить.
Разметавшись, снаружи у юрты валялся Цинь.
Клео пошел за отцом к озеру, потом вдоль воды. Депутат пробовал ногой тела убитых. Глухого, судя по всему, застрелили на лошади, которая стояла над ним. Отец шлепком отогнал... Перебежчика успели обыскать. Карманы шубы и штанов были вывернуты. Нашли и Чжуна, которого прикончили гранатой.
Капрал Ли зигзагами мотался вдоль берега, рылся в карманах, подсумках и вещмешках убитых. Комками совал деньги за отворот кителя. Издалека покачал головой на немой вопрос депутата — есть ли пленные?
Нервничавшие верблюды заплевали им сапоги жвачкой, когда они подошли осмотреть вьюки. Отец сел, привалившись к туше Вонючки. Вздохнул. Велел Клео:
— Взгляни на Циня.
Таджики сторонились, когда он возвращался к становищу. Овцы и всадники исчезли. Клео сказал кочевнику, топтавшемуся возле юрты:
— Подними караванщика.
— Он уходит в вечность. Оставь его в покое, мальчик...
— Хочешь туда же?
Клео навел маузер.
— Смерть старого друга всегда огорчительна, уважаемый депутат Лин Цзяо... Утешайтесь мыслью, что она приходит ко всем.
— Может, боги еще оставят вам жизнь, почтенный Цинь... Пленных не захватили. А мучают вопросы: кто послал капитану письмо из Бао Тоу, откуда он узнал, что мои гвозди и подковы не гвозди и подковы, а — золото, зачерненное краской?
— Я расплатился гвоздем с мамой-сан, — сказал с натугой Цинь. — Мне дал образец хозяин лавки...
Кровь запеклась полосками в шрамах по углам его рта. Усы походили на комки засохшей глины. Красные пузырьки выдувались и опадали в ноздрях. Пуля сидела в легких.
— Зачем?
— Не оставалось денег, пришлось менять гвоздь...
— Я не спрашиваю, за что ты им расплачивался. Я спрашиваю, зачем хозяин лавки снабдил тебя образцом? Проверять мои вьюки, когда бы ты, собака, прикончил нас с сыном в конце пути? Ему не понравились мои большие проценты? Ты и есть гот самый человек, который нас должен опознать у Яркенда?
Отец поднялся с колен. Отошел к капралу Ли:
— Надо бы догнать собаку Сы.
Депутат набивал магазины «люгера» патронами, которые пачкали маслом пальцы и обшлага куртки.
— Капитан Сы выдающийся воин, — ответил капрал. Он расправлял комканые купюры, собранные с убитых. — Мы не выиграем с ним правильного боя вдвоем. Из засады, после утомительного перехода, смогли... Теперь — нет. Он ждет. И подкараулит... Забудьте это. Да и не опасен он больше. Ему бы унести ноги теперь.
— Эй,малыш... эй, —позвал Клео караванщик Цинь. — Когда я буду умирать, скажи всем, чтобы отвернулись. Я не хочу, чтобы на меня смотрели люди другой религии.
Когда Клео подошел к отцу и капралу, оба сосредоточенно ворошили бумажки из кожаной сумки, подобранной с какого-то мертвого.
— Там караванщик хочет сказать тебе...
Клео шел следом за отцом и капралом, которые несли караванщика к берегу.
— У мусульман кошачьи зыркалки, — сказал капрал, когда они, не осторожничая, бросили на песок Циня.
Караванщик силился поднять голову. Отец рывком разодрал на его груди тесемки рубахи. Обшарил окровавленную грудь. Вытащил кисет, из кисета пергаментную карту. Долго всматривался в бумагу. Кивнул Ли, и тот протянул ему карабин.
Однако первый выстрел сделал не отец. Цинь, выгнувшись, как скорпион перед смертью, вытянул из-под спины браунинг и полыхнул из него, когда отец прилаживал карабин к плечу. От приклада полетела щепа. Грохнул второй выстрел.
— Караванщик погиб достойно. В бою, — сказал, грузно оседая, отец. На его шее, под содранным пулей мясом, словно торопящийся синий червяк билась артерия.
Капрал Ли притащил от юрт старуху. Приладив ременной петлей к вискам раненого две костяных пластинки, она залепила получившийся каркас от груди до щек овечьим навозом, который размачивала слюной. Несколько часов, бормоча заклинания, мазала медом лоб впавшего в бессознательное состояние Лин Цзяо.
Пока она это делала, кочевье растворилось в темноте. Клео и капрал обнаружили это утром. Среди серой холодной равнины у синего озера оставалась одна юрта, на полу которой в жару метался отец.
И тридцать пять лет спустя Клео мог бы набросать на бумаге по памяти очертания пологих гор, отрезанных облаками и словно паривших над черной каменистой долиной, по которой неделю они двигались на Яркенд. Отец мотался привязанный на Вонючке, с которого сбросили вьюки Циня. Клео спал урывками, иногда мерещились призраки — боялся нападения Сы.
Читать дальше