Валериан Скворцов - Укради у мертвого смерть

Рикки Пхромчана, осев до пяток, нанизал человека на ту невидимую, но почти физически ощутимую прямую, кото­рая соединяет капсюль патрона, ствол кольта и цель. Задер­жав дыхание, не затягивая его и не передерживая рук, прове­рил свое ощущение.

Лейтенант не попал потому, что преступник, запутав­шись в брюках, которые, видно, обо что-то зацепил, спотк­нулся и упал одновременно с выстрелом. Чудоч, рассчиты­вая, что при неудаче начальника беглец рванется вперед, машинально сделал несколько выстрелов с упреждением.

Ясно, бандит не собирался сдаваться.

Привстав, опираясь руками о землю, он, однако, оставал­ся без движения.

Рикки понял, что не попадет, еще спуская курок. Стараясь опередить агентов, вырвавшихся из-за ограды ступы, бро­сился вперед. Прикончить, прикончить до того, как возьмут живым!

Усердный Чудоч броском, обогнав всех, с налета обру­шился корпусом, сокрушил преступника о каменные плиты двора. Крупнокалиберное ружье сержанта, вертясь, скользи­ло и ударилось об основание ограды, отрикошетило, ткну­лось в ноги агента из группы слежения. Агент, запутавшись ногами в неожиданном препятствии, рухнул лицом вперед. И тут же включил мощный фонарь. Преступник лежал ли­цом вниз. Чудоч с хрустом зажимал наручники на тонких запястьях, с силой выдернутых поверх спины.

Теперь светили несколько фонарей. Светил своим и лей­тенант Пхромчана. На лицо женщины. Мужская гуаябера разодрана на бедре и груди. Правая нога в слишком простор­ных брюках неестественно подвернута дважды.

Сержант Чудоч, задыхаясь, хватал широко открытым ртом воздух. Один из агентов, нервно посмеиваясь, беспри­чинно, как случается, едва минет риск, поднял ружье и сунул ему в руку. Никто, кроме лейтенанта и сержанта, не знал, в кого они старались попасть.

— Баба, — сказал старший группы слежения.

— Отвлекала...

— Всем к мондопу! — крикнул зло Рикки.

— Птичка упорхнула, лейтенант, — сказал старший груп­пы, когда они остались одни. — Не стоит и проверять...

Что-то произошло непредвиденное с этим мандарином от криминалистики из центра, он чувствовал. Будучи старой лисицей, решил: свое дело сделал, в чужое не суюсь. Он выдернул шнур питания радиопередатчика, висевшего на груди. Будем считать, что контакт нарушился в суматохе, случайно. Когда его попросит этот лейтенант, он восстановит связь с комиссаром.

Рикки Пхромчана опустился на колени. Перевернул на спину Типпарат. Он не мог проверить пульс. Скованные руки оказались теперь за спиной. Он приложился губами к сонной артерии на шее.

Старший группы слежения отвел взгляд на силуэт ступы и звездной небо.

— Пойду посмотрю, что там, в мондопе, — сказал он.

Ботинки застучали по плитам.

Иностранец, кажется, пребывал в обмороке. Незадачли­вый шпион. Ставший заложником. Да и шпион ли?

Размышления не входили в компетенцию старшего груп­пы слежения. Его дело — беспристрастный отчет о бедняге. Доклад об ушедшем бандите — лейтенанта. Не хотел бы он теперь оказаться на его месте.

Снизу, из расселины, донеслись три выстрела, приглу­шенные туманом. Наверняка стреляли от страха или для очистки совести. Кому в оцеплении захочется, чтобы мате­рый рецидивист выскочил на него? А может?

«Может» никогда или почти никогда не оправдывалось на такого рода охоте.

— Господин Пхромчана, — сказала Типпарат, открыв глаза, вы преследуете не того человека, вы преследуете жер­тву преступления...

— О чем вы говорите, госпожа Типпарат? Как вы здесь оказались? Вы — заложница или соучастница? Этот бандит погнал вас под пули?

— Господин Пхромчана, говорю: вы преследуете не пре­ступника, а жертву преступления... Я...

— Вы оправдываете бандита. Он убил двух человек. Огра­бил магазин. Втянул вас в грязное дело. Подставил подло под наши выстрелы. Вы знаете, что я и Чудоч стреляли в вас? Почему вы в этой одежде? Как вы себя чувствуете? У вас страшный перелом...

— О Будда, — сказал, присаживаясь на корточки рядом, Чудоч. Он стонал. — О Будда! О горе!

Бережно приподнял девушку, снял наручники. Снорови­сто наложил планки на сломанную ногу. Взял на руки хруп­кое тело. Типпарат потеряла сознание.

Сержант шагнул в сторону лестницы.

— Господин лейтенант, — сказал он, — во имя нашей дружбы! Никаких журналистов... Никаких фотографий... По­нимаете? Бандит умрет, самое позднее, утром. Мертвее мер­твого умрет. Он погубил ее... Может, мы еще поможем ей...

В темноте он не стеснялся плакать.