Валериан Скворцов - Укради у мертвого смерть

Английские маркировки вслух китайцу не давались. Он выписывал тщательно буквы и цифры на клочке то ли бу­мажной салфетки, то ли обрывке туалетной бумаги. В верх­нем углу бумажки кенгуру выпускала из своего мешка «боинг» с австралийским флагом. Возможно, что это была фирменная бумага австралийской авиационной компании.

Палавек готовился к разговору. Натаскивал его Длинный Боксер, штурман компании «Пи энд Оу Ориент лайн», Гон­конг, списанный навечно на сушу по причине непреодоли­мой страсти к тотализатору на собачьих бегах. Небольшой Борай, где старатели, если везло с камнями, делали сума­сшедшие ставки, сделался раздольем для устроителей пету­шиных боев. Длинный Боксер, приехавший с устроителями на сезон, застрял в столице азарта — камни, скрытые в поро­де, были для него той же ставкой в игре. Штурмана присмот­рел в «Шахтерском клубе», прощупал и приветил Палавек. Свободу маневра в море, доказывал моряк, могла обеспечить посудина со скоростью не менее тридцати-сорока узлов.

— Как идет крейсер в погоду? — спросил Палавек китай­ца.

— Волна до четырех метров приемлема...

Длинный Боксер говорил, что волна выше трех метров уже мешает вертолетам стартовать с патрульных сторожеви­ков. Бортовая, килевая и вертикальная качка держит маши­ны на палубе. Что же касается хода, то и у новейших вертолетоносцев типа американских «Рилайенс» он не превышает восемнадцати узлов.

— Сумеют поставить корпус из Саттахипа?

— Там тоже есть соотечественники...

Если насчет катера Палавек положился на советы Длин­ного Боксера и рекомендации фирмы, устройство «Братства» обдумывал сам. Его отталкивали приемы Кхоя, навязывав­шего свою волю в качестве незыблемого закона для всех, кто с ним шел. Остальные просто становились врагами. Будь, конечно, возможным, Палавек предпочел бы действовать в одиночку. Но катеру требовалась команда, будущему делу — исполнители. Самое малое — шесть человек. В «Шахтерский клуб» заглядывали разные люди. И вели разные разговоры. Захоти Палавек, с ним ушло бы вдесятеро больше. Для «Братства морских удальцов» отобрал самых надежных. Предварительный список уменьшался до нужного числа с двух десятков. Трое прошли службу в армии, в Борай их загнала безработица. Двое — основные — штурман Длинный Боксер и радист Йот считались опытными мореходами. Ше­стой работал до старательства механиком на дизельной ус­тановке.

В супной у северо-западной заставы Борая они сошлись утром. Дымка стлалась по улочкам. Она сползала с холмов, предвещая редкий для этих мест сухой солнечный день.

— Братья, — рассуждал Палавек, — задача наша состоит в отмщении за унижение, причиняемое нашему достоинству. Земля, лес, море должны быть превращены в общественную собственность, которой каждый пользуется в меру сил. Не будет наследств, чтобы опять не возникало несправедливо­сти во взаимоотношениях людей. Мирное и светлое наслаж­дение жизнью. Искать не исключительного положения и богатства, а подлинной чести и счастья... Не знаю, кто станет править на земле и море — король, президент, парламент или можно обойтись без правительства. Лишь бы вернулось благородство и уважение к нравственности... Начнем мы. Может быть, все провалится. Может быть, нас ждет суровая участь. Но это будет наш путь, собственный. Путь только наш, нашего братства... Мы не навязываемся. Пусть осталь­ные живут, как могут. Пожалуйста. Но — без нас...

— И никаких дел с иностранцами, — высказался меха­ник. Его сына искалечила полутонная бомба, когда оборвал­ся трос, на котором ее подтягивали к люку самолета на аме­риканской базе в Удоне.

Последние два года механик считался профсоюзным ак­тивистом на текстильном комбинате «Таи Мелон» в Рангсите, пригороде Бангкока. Пятьдесят тысяч рабочих на комби­нате и с соседних предприятий, принадлежащих компаниям «Файрстоун», «Гудир», «Таи-Америкэн», «Таи-Айрис», сгова­ривались потребовать прибавки в семьсот батов к месячной зарплате. Профсоюзного организатора на «Таи-Америкэн» убили возле дома грузовиком. Представитель «Таи-Айрис» исчез. Тридцать тысяч батов обещали за голову механика с «Таи-Мелон». Цену назначил текстильный магнат индус Шукри. Механику стало известно об этом от начальника фабричной охраны, не сдержавшего язык под горячую руку в словесной перепалке с механиком. Вчерашние крестьяне из северо-восточных провинций трепетали перед авторитетом хозяина. Возможно, полицейский просто припугнул? Мо­жет, и так. Однако механик-то хорошо знал, что Шукри не шутил, поскольку никогда не допускал шуток в отношении собственных денег.