Валериан Скворцов - Укради у мертвого смерть

У подъезда дома на Патерсон-роуд Севастьянов натолк­нулся на бухгалтершу с двумя коробками с японскими маг­нитофонами. Взял одну, чтобы помочь. Вздыхая, Мария Фо­минична сообщила:

— Во второй половине дня торгпред вас искал... Я ведь послезавтра уезжаю, и следующую зарплату выдавать будете вы. Утром покажу, как заполнять ведомости...

Севастьянов кивнул.

В конторе на шестнадцатом этаже зеркального небоскре­ба у пересечения Телок-роуд и Шентон-вэй адвокат Ли не­торопливо досматривал «советское досье». Последним лис­том Сулачана подшила ксерокопию финансовой колонки «Стрейтс тайме»:

«Компания «Лин, Клео и Клео» готовится заработать в ближайшее время честные пять миллионов. Нет, лучше ска­жем так: честные пять миллионов на бесчестном черном рынке. Она покупает у частного коллекционера величайшую реликвию. Деревянный позолоченный кулак, венчавший не­когда древко знамени китайских повстанцев, называвшихся «боксерами». Бесценную вещь увезли как трофей в Герма­нию. Возвращение в Азию сопровождалось увеличением це­ны боготворимого куска дерева в несколько раз с каждой милей. Чтобы в конце пути выразиться в миллионах, кото­рые сейчас, попав в качестве выручки за это произведение искусства из нечестных в честные руки, становятся, в свою очередь, честными.

Стоит ли писать об этом случае? Видимо, стоит. Хотя бы потому, что вокруг нас становится больше и больше нажи­тых на черном рынке денег. Денег, которые боятся дневного света. Так сказать, в надвинутой на глаза шляпе. Пугливые, нелегальные деньги, которые ищут обходные пути, чтобы стать вполне достойными. Хотя бы через приобретение ис­торических ценностей...

... «Лин, Клео и Клео» заплатила за позолоченный кулак как раз акциями «Голь и Ко» и «Ли Хэ Пин». При этом, щадя витающего в мире чистого искусства бывшего владельца приобретенного раритета, помогла ему через одного парня уже сбросить эти акции. То, что акции сбрасывал неведомый рынку искусствовед, ввело в заблуждение обычно насторо­женных маклеров. Они зеванули начало атаки. И кусок исто­рического дерева, и деньги, вырученные, по существу, за клочки бумаги, то есть акции «Голь и Ко» или «Ли Хэ Пин», в авуарах «Лин, Клео и Клео». На самых законных основани­ях. И мы их поздравляем!»

— И мы их поздравляем... ем... и-е-ем, — дребезжаще про­пел Ли на мотив «Алеет Восток». — И себя-я-я ... то-о-о-же!

Ли выдвинул ящик письменного стола.

Полистал папку с документами, в работе с которыми его опыт и способности давали максимальную отдачу.

Ногтем мизинца провел по списку, озаглавленному «Объекты политической символики. В розыске».

Под номером сорок четыре значилось: «Позолоченный деревянный кулак. Крепился на древке знамени. Захвачен германским отрядом, вывезен в Берлин. До 1945 года в им­перском музее. Отправлен с другими ценностями в неизве­стном направлении. Оккупационными властями США, Британии и Франции не заявлялся».

— Разыскался... разыскался. Совсем рядом. На Кэйрн- хилл. В квартирке... квартирке, — пробормотал удовлетво­ренно старик.

Посидел, откинувшись на спинку кресла, с закрытыми глазами.

Встрепенувшись, набрал пятизначный номер. Прави­тельственный, в официальных справочниках не публикуе­мый.

— Дружище Генри, — сказал в трубку, — тут старый Ли, нуда... Нет, это личный звонок... Санитарные старания вол­чищи Клео Сурапато по уничтожению слабых, создается впечатление, распространились за пределы его собственного леса. Выявлен международный интерес к ним. Думаю, выкристаллизовывание этого интереса позитивно... Да, начи­нает страдать закон. Клео обнаглел... Спасибо... Верно, Доуви скоро выходит из-за решетки. Ха-ха!

Повесив трубку, записал иероглифами на листке за­втрашних забот: «Вызвать бакалавра Ван Та, фотография кулака, 4 часа пополудни».

Как по-отечески благожелательно удалось держаться с русским Севастьяновым! Огромный рынок, неисчерпаемые интересы... Удовлетворяло и то, что не высказал вертевший­ся на языке совет васильевскому выкормышу: двух врагов иметь лучше, чем одного.

Бойкий гид-тамил в брюках не шире рукава сорочки, пристукивая о паркет штиблетами с загнутыми носами, ста­рался перекричать гудение голосов в переполненном холле гостиницы «Раффлз».

— Ребята! Тут обитали Чарли Чаплин, Морис Шевалье, балерина Павлова... Словом, те самые персоны, чьи имена вы находите в регистрационных книгах гостиниц «Клэридж» в Лондоне, «Ритц» в Париже, «Палас» в Сен-Морице или «Пьер» в Нью-Йорке. Тут принимал доктор Серж Волков, который пересаживал гланды обезьян стариканам. А что ка­сается этого... как его... парня Чаплина, то в порту, когда он сходил с парохода, китайцы-кули встретили его аплодис­ментами, сложив на пару минут тюки с грузами на причал... Но вернемся к этому месту! Здесь, в «Раффлз» вы видите теперь иных гостей в трусах и майках и не удивляетесь. А в те времена вечерние туалеты, хотя ближе к ночи кое-кто и прыгал, не сняв фрака, в фонтан, считались строго обяза­тельны. Более того, когда в субботу...