Юрий Гаврюченков - Золото шаманов

Я записал, неловко примостив протокол на колене.

– Число, подпись, – напомнил следак.

Он мельком глянул на мои каракули и кинул протокол в папку.

– Уводите, – сказал он собровцу. – И постарайтесь без эксцессов, там.

Спецназовец открыл дверь.

– Руки за спину, – буркнул он.

В коридоре барака и снаружи царило оживление.

«Что-то произошло, – понял я. – Приехал кто-нибудь важный? Или поймали кого?»

Бойцы красноярского СОБР скучились у барачной стены вокруг человека в парке с вышитой бисером красной каймой, подозрительно напоминающей об экспозиции усть-марьского краеведческого музея. Возле парки синел прокурорский китель, над которым в свете заходящего солнца поблескивала лысина. Пороившись, делегация двинулась ко входу в барак.

– Шагай, – пробормотал спецназовец, к которому никто не спешил присоединиться для конвоирования особо опасного преступника. Более того, из всех собровцев в маске остался он один. Что-то изменилось. Мы с ним ещё не поняли, что.

Когда ватага проходила мимо нас, я кинул взгляд на странную согбенную фигуру в парке с наброшенным капюшоном и инстинктивно шарахнулся прочь. Рука непроизвольно дёрнулась сотворить крёстное знамение.

– Куда щемишься! – локоть сжали железные пальцы и надавили на нерв. Я дёрнулся как от удара током.

Спецназовец толкнул в спину, и видение исчезло. Как завороженный, я снова и снова оборачивался, чтобы увидеть демонический оскал под капюшоном, но фигура в парке уже скрылась в бараке. Я не мог поверить своим глазам. Андрей Николаевич Лепяго пришёл в стан врага и по лицу его гуляла блудливая усмешечка.

Из одежды у него была только бирка на ноге.

– Скажите, – произнёс вышедший из леса человек, – как мне пройти на второй лагерный пункт? Нарядчик ждёт.

– Опять врага народа встретили, – констатировал Слава и, высунувшись из кабины, заорал: – Иди, давай, вон туда по дороге. Там второй лагпункт!

Заключённое в тёмную пергаментную оболочку существо проковыляло мимо капота и скрылось в указанном направлении. Слава врубил первую передачу, «Урал» заревел и покатил дальше.

Такой зимогор был здесь не единственный. Сотни обтянутых истлевшей кожей скелетов поднялись со шлакоотвала и наводнили заброшенные лагеря и замерший в мрачном оцепенении посёлок Усть-Марья. Нередко они выходили на дорогу. Слава из непонятного мне милосердия избегал их сшибать, а всякий раз останавливался и отвечал на вопросы. Мы быстро научились определять масть дохляков: блатные были в воровских тутырках и ботали на старой фене, политические отличались правильной речью и обращались на «вы», а мужики, пусть даже и в наколках, лопотали косноязычно и с заметным сельским произношением. В усть-марьском заповеднике восставших мертвецов они больше всех походили на киношных зомби, да и в прошлой крестьянской жизни, наверное, мало чем от них отличались.

Мы продирались на большую трассу, ничему не удивляясь и уже ничего не пугаясь. В кабине между мной и Славой примостился обессилевший Вадик, в кузове лежали прикрытые брезентом Золотые Врата. На мне был одет мамонтовый свитер, а на поясе, заткнутый за ремень, примостился Сучий нож. Мы победили, и теперь рвались навстречу неизвестности.

Жуткая встреча с Лепяго завершила мытарства вчерашнего дня.

Едва оказавшись в импровизированной камере, я лёг на пол и прижал губы к переговорной щели.

– Слава! – позвал я. – Слава, ты меня слышишь?

За стеной завозились.

– Слышу тебя. Говори.

– Я Лепяго видел.

– Кого?! Кого видел?

– Лепяго. Директора музея.

– Чего? Труп сюда привезли?

– Нет! Он живой. Только странный какой-то. Улыбается очень жутко.

– Ты не перепутал?

– Нет!

– Не может быть, Ильюха, – после небольшой паузы заявил Слава. – Мы же сами видели, как его застрелили.

– Знаешь, Слава…

Я прикусил язык, собираясь с мыслями.

– Ну, чего?

– Помнишь, как Проскурина расчленили в пещере?

– Ну да. Такое не сразу забудешь.

– …А потом опять собрали, и он ходил живой, хотя мы считали его погибшим?

– Было такое, – нехотя признал Слава.

– Может быть и Лепяго оживили? Эти харги, которых заперли в пещере… откуда мы знаем, на что они способны?

Слава так тяжело вздохнул, что из щели полетела труха.

– Да уж, кто знает…

– Как там Вадик? – спросил я после долгого молчания.

– Нормально. Слабый только. Перевязали его, антибиотиков дали, – сообщил афганец.

– Бежать сможет? – спросил я.