Юрий Гаврюченков - Золото шаманов

Лёша принёс чемоданчик с красным крестом и Слава занялся перевязкой. Мы с пилотом усадили Гольдберга и поддерживали, пока афганец затыкал рану тампонами и бинтовал. Крови из крошечной дырочки вытекло чуть-чуть. Пуля прошла через мякоть, но Вадик изрядно ослабел.

– Готово, – Слава зафиксировал повязку. – Сам идти сможешь?

Энтомолог кивнул.

– Тогда встаём, – сделал нам знак Слава. – Ак-куратно.

Мы подняли Вадика и повели к вертолёту. С каждым шагом Гольдберг всё больше бледнел. Рана вроде была лёгкой, но раскис он быстро. Когда мы затянули его в грузовую кабину, он потерял сознание.

– Готово, спёкся, – констатировал Лёша, помогая мне опустить Гольдберга на откидную пластиковую скамейку.

– Давай, заводи, – оборвал его Слава, запрыгивая следом. Он кинул на пол аптечку и снял с шеи автомат. – Нечего тут больше торчать.

Лёша поспешил в кабину.

– Андрея Николаевича надо забрать, – сказал я. – Глупо всё получилось. Его Димыч завалил, цирик, он в вертолёте сидел.

– И ещё трое в кустах, – угрюмо добавил Слава. – На моторке приплыли, опергруппа, засаду устроили. Я как чувствовал! Надо рвать, пока другие не набежали.

– В какую сторону?

– Сторону? – Слава наморщил лоб. – Домой, куда же ещё? Ладно, ты посиди с Вадимом, а я за летуном присмотрю. Что-то он долго возится.

– А Лепяго?

– Что Лепяго?

– На борт возьмём, чтобы похоронили по-человечески. Не лежать же тут, чтобы всякая падаль его клевала, – омерзительную ворону я забыть не мог.

– Его и без нас похоронят, – корефан сочувственно глянул на меня. – Скоро новые менты приплывут, всех найдут, даже звери не успеют попортить, а нам возиться нет нужды.

– Оно конечно, – вздохнул я в спину уходящему корефану. Слава скрылся в кабине и покрыл пилота трёхэтажным матом. Загудела турбина, закрутился винт.

Я задвинул дверь и, наступая на измазанные кровью золотые листы, вернулся к Вадику. Он сидел, прислонившись затылком к вибрирующей стене, и скрипел зубами.

– Ты как? – спросил я.

– Терпимо, – едва слышно за гулом винтов отозвался Вадик.

Машину качнуло. Ми-8 взлетел. В блистере я увидел расходящуюся кругами рябь на воде и отплывающую от берега пустую лодку. Затем Марья исчезла из вида, вертолёт набрал высоту и под нами растянулся взъерошенный зелёный ковёр, испещренный залысинами вырубок.

Гольдберг, малость оклемавшийся, наклонился к моему уху.

– Я вообще ничего не ждал здесь найти, – неизвестно к чему сказал он. – Думал, что мы приедем, потыкаемся бесполезно и вернёмся в Питер.

– Тогда зачем же ты поехал?! – изумился я.

– Из-за отца. Я был совсем маленький, когда его не стало. Мне о нём только рассказывали, и я старался представить, каким был отец. Я думал, что если побываю на месте его гибели, то узнаю, каков он на самом деле.

Таким Вадик был для меня в новинку. И вовсе не потому, что события изменили нас, просто я почти не знал его раньше. Вот значит на чём сыграл Давид Яковлевич, чтобы заставить брата отправиться в гиблую тайгу. Таскать руками родственников каштаны из огня было у Гольдбергов в крови.

– Путём отца не боишься пройтись? – вопрос с моей стороны был довольно рискованный, но Вадик не обиделся.

– Я обязательно вернусь, что бы ни произошло, – твёрдо сказал он. – Теперь я в этом уверен.

– Тоже мне Рэмбо, – крикнул я, перекрывая грохот агрегатов. – А если свалишься с температурой, кто тебя потащит? Лично я ни в чём не уверен. Раньше не был уверен, а теперь уж тем более.

– Вертолёт, – слабым голосом сказал Вадик.

– И всё же зря ты бабочек оставил, – заключил я.

– Вертолёт!..

Заметив, как испуганно встрепенулся Вадик, я приник к блистеру, и сердце моё упало. Параллельным курсом с нами шёл боевой вертолёт Ми-24 в камуфляжной пятнистой раскраске.

Я метнулся в кабину.

– Слава, вертолёт!

Сидевший на месте радиста корефан не обратил внимания. На голове его был одет шлемофон, афганец напряжённо вслушивался и что-то произносил в ответ. Переговоры с Ми-24 шли без моего участия.

Наконец, Слава повернулся к пилоту и недвусмысленно ткнул большим пальцем вниз – садимся. Подобным жестом римляне выносили смертный приговор потерпевшему поражение гладиатору. Мы пошли на снижение, блеснула серебряной полоской на солнце Прима. Ми-24 висел на хвосте, готовый расстрелять из автоматической пушки конвоируемого, вздумай он заерепениться. Впереди показались разбросанные по берегам строения. Меж ними стояли грузовики, сновали многочисленные фигурки. Туда мы и приземлились.