Юрий Гаврюченков - Золото шаманов

Маринку, к своему неприятному удивлению, я застал в слезах. Причина оказалась донельзя малоприятной: в деревне побывали цыгане. Пока супруга спорила с тремя из них во дворе, из дома исчезли все наличные деньги.

– Давно это случилось? – сама по себе проблема была несложной, но для её разрешения требовались исключительно оперативные методы.

– Около часу, – вздохнула Маринка.

Значит успеваю.

– Скоро буду, – заверил я и бросился к машине.

Табор я обнаружил по дороге к реке. Пёструю стаю было трудно не заметить даже издали. Когда я обогнал их по обочине, подняв тучу пыли, цыгане засуетились, но убежать всё равно не смогли – подавляющее большинство составляли дородные матроны под пятьдесят лет. Да, впрочем, чёрт разберёт их возраст, дикари старятся быстро. Было в стаде голов двенадцать: восемь взрослых и четыре молоденьких цыганочки, одна с ребёнком за спиной. Я остановил машину и выпрыгнул им навстречу, недружелюбно улыбаясь:

– Хай, ромалэ, фак ю селф!

– Эй, парень, ты чего? – обратилась ко мне пожилая цыганка в платке с совершенно невообразимым узором, бывшая, видимо, старшей в этом таборе. – Какие мы тебе «ромалэ»? Ромалэ – это мужчины…

– Слышь, ты мне зубы не заговаривай, – перебил я. – Где деньги?

Цыганки разом загалдели. Казалось, одна мысль о том, что их, почтенных женщин, могут заподозрить в воровстве, была для них совершенно невыносимой.

– Брось-ка ты, молодой, какие деньги, я тебя не знаю и в первый раз вижу тебя, – нахально усмехнулась старшая.

Видела она меня действительно впервые и я понимал абсурдность ситуации, но вдруг понял, что меня уговаривают, и постарался не поддаваться гипнозу. Кстати, цыганка действительно могла не понимать, о каких деньгах идёт речь, поскольку обчистили не меня одного. Но, скорее всего, отлично понимала, да ещё при этом издевалась, продолжая что-то говорить монотонным внушающим речетативом. Я стряхнул наваждение и разозлился.

– Ты мне на мозги не капай, – заорал я. – Всё ты знаешь!

Гвалт поднялся неимоверный. Старшая же только скалилась. Проявление бурных эмоций было ей не в новинку. Я попытался переорать, но с дюжиной глоток не справился, вдобавок, из толпы на подмогу выскочила смуглая до черноты сорокалетняя дурнушка.

– Что, кровь кипит? – рванула она на себе платье, вываливая вонючие мясистые груди. – На титьки, подержи!

– К зоофилии не склонен! – рыкнул я и отпрянул к машине.

Цыганки захохотали и повалил на меня толпой, зажимая в тиски. Наглости они были неописуемой и я, честно говоря, испугался.

Кричать было бесполезно. Ораву обезумевших в порыве взаимовыручки бродяг успокоить не представлялось возможным. Их следовало только бить. Я вдруг совершенно ясно представил, чем грозит малейшее промедление, спокойно повернулся к ним спиной, распахнул багажник и выдернул оттуда лопату.

Избиение я начал с ближайших, чтобы не дать себя схватить. Не дай Бог повалят – загрызут. Ткнув низкорослой цыганке торцом черенка в рыло, я полоснул вдоль черепа второй, раскровянив синий платок, и пырнул остриём в живот «чёрной». Толпа рассыпалась. «Чёрная» согнулась, по-звериному воя, и отшагнула боком, словно пытаясь убежать. Цыганочки помоложе бросились наутёк, вслед за ними припустились четверо пожилых дикарок. Остались я, старшая, да трое раненых, причём, смуглую я отоварил серьёзно – пальцы у неё сделались алыми и меж ними вовсю текло.

Старшая упала на колени, выхватив из-под юбки пачку купюр.

– На, забирай свои деньги, – с ненавистью выкрикнула она. – Возьми, будь ты проклят!

Я вырвал у неё из руки бабки, машинально отметив, что в пачке немало долларов. Захлопнул багажник и задом ретировался к открытой дверце, скабрезно улыбаясь.

– На чужой цветок не разевай хоботок, – наставительно произнёс я, не выпуская боевого археологического заступа.

Коленопреклонённая цыганка была страшна: черты лица её заострились, глаза горели демоническим огнём, а губы изрыгали ужасные проклятия на непонятном и отвратительном наречии. Я старался не поворачиваться к ней спиной и, запрыгнув в машину, рванул с прогазовкой – подальше и поскорее. «Нива» вмиг домчала до дома, где меня заждалась Маринка.

– Догнал?

– Слава народу-победителю! – я выгреб из кармана пригоршню банкнот.

– Неужели отнял? – удивилась Маринка.

– А ты как думала?! – обиделся я.

– Как ты с ними справился?

– Audaces fortuna juvat… [5]

Маринка смерила меня оценивающим взглядом.