Юрий Гаврюченков - Золото шаманов

Пузатая посудина для варки кофе смотрелась в камине на удивление естественно. Её сделали в те времена, когда пищу было принято готовить на живом огне, когда ещё не было пластмасс, а электрическое освещение и самодвижущиеся экипажи существовали только в воображении учёных чудаков.

Выдыхая из себя зловонную отраву, я тосковал по этим благословенным временам и всё лучше понимал тягу Гольдберга к антиквариату. Вот кто знал толк в вещах! На даче (да и в городе тоже) у Давида Яковлевича я не заметил ни одного предмета из синтетических материалов. Всё было настоящим, в отличие от современных изделий, превращающих свежеотремонтированную и заново обставленную квартиру в безликий кукольный домик.

Трижды подняв пену, Давид Яковлевич поставил джезву, по начищенным бокам которой потянулся налёт копоти, на серебряный поднос. Сходил к дальнему столу за хрустальной пепельницей и опустился в кресло.

– Может быть, хотите есть?

– Нет, спасибо, – от растворителя слегка мутило, – а вот капельку выпью с удовольствием.

Давид Яковлевич жестом фокусника выудил с нижней полочки кофейного столика бутылку «Багратиони» и пару коньячных бокалов.

– За успех нашей работы, – сказал он.

– Ох, пора бы! – вздохнул я. – Ибо трудом праведным не наживёшь палат каменных.

Гольдберг фыркнул. Трёхэтажная дача его была выстроена из кирпича и обложена понизу тёсаным гранитом.

Легонько стукнулись стенки бокалов. Выпили. Я посидел немного с закрытыми глазами. От камина шёл жар. В голове всё плыло от ядрёного растворителя, но алкоголь с кофеином должны были взбодрить. Гольдберг развалился в кресле, благодушно попыхивая сигарой. Выждав, когда заваренный кофе настоится, Давид Яковлевич размешал гущу длинной серебряной ложкой. Я втянул ноздрями аромат, взвившийся из-под проломленной пенной коры. Настоящий мокко, выращенный в нужных землях, умело поджаренный, правильно смолотый и сваренный в аутентичной посуде был превосходным напитком. Он качественно превосходил ту бурду, которую я привык потреблять ежедневно.

– Божественно, – не сдержался я. – Наверное, сегодня такой день, что всё прекрасно удаётся. Вы видели Врата?

– Видел. Сегодня они выглядели особенно впечатляюще. В них действительно есть нечто божественное. Вам недаром пришли в голову мысли о Золотом Тельце. Определённо, из Сибири вы привезли подлинную симфонию потустороннего!

– Даже не верится, что это творение рук дикарей… гм, в смысле, культурное наследие коренных малочисленных народов Севера.

– Столько золота сразу производит сильное впечатление, – заметил Давид Яковлевич. – На самом деле его не так много, как мерещится. Врата, хоть и широкие, но плоские и довольно тонкие. Большими они только кажутся.

– Представляю, какое воздействие они должны были производить на дикарей в их подземном храме! Или что у них там было в пещере.

– Вы не находите их странными?

– Странными? – переспросил я. – Разве в них есть что-нибудь не странное? Начиная от назначения – закрывать вход в пещеру демонов, в существование которых я теперь уже боюсь поверить, – заканчивая их формой и происхождением. Насколько я знаю, кузнечное дело в ранние эпохи существовало у коренных малочисленных народов Севера, но на очень примитивном уровне. О литье, да ещё золота и в таком масштабе слышать не доводилось. Хотя, возможно, это просто не моя специализация.

– Относительно аномального феномена судить не берусь, – осторожно сказал Давид Яковлевич, – но литьё у народов Севера было. Тем более, в такой максимально простой форме, как отливка пластины. Единственная трудность – нагреть одновременно много тиглей, но она при известном старании преодолима.

– Что же тогда должно было показаться странным?

– То, что Врата выглядят разрезанными.

– Почему бы им не быть разрезанными?

Да, при близком изучении я заметил, что пластины носят следы множественных надрубов, словно их пытались разделить широким зубилом. Типичные следы доработки, придания створкам законченной формы. Наверное их отлили единой полукруглой пластиной. Затем полукруг разрезали и получили две створки Врат. Которые были подогнаны по размеру, чтобы закрыть ход в пещеру харги.

– Мне кажется, – Гольдберг наклонил голову и впился в меня проницательным взглядом, – что Вратами наши пластины стали позднее, а изначально это был диск. Огромный золотой диск, с неведомой целью рассечённый на четыре части. И где-то ещё хранится вторая половина золотого круга.