Юрий Гаврюченков - Сокровище ассасинов

Подозрительный щелчок нарушил знойную тишь, заставив меня встрепенуться. Неоткуда было взяться этому звуку со стороны без других сопутствующих звуков — шума мотора и голосов. Это сделал кто-то из наших, а потому звук был знаком беды, видимо, неизбежной.

Первая сигнальная система — великая штука. Сколько раз она выручала меня в детстве, на раскопках, в неволе. «Слушай сердце», — учил иногда Афанасьев, а мой зоновский друган Слава-афганец говорил: «Выключай мозги, включай соображение». Что я и сделал, упав на пол, и, памятуя наказ Петровича, лапнул со стола кинжал с ножнами и лежащий рядом браслет. Действовал чисто интуитивно, потому что на душе вдруг стало пусто, тягостно и тоскливо.

Стенки палатки колыхнулись и замерли, засияв пулевыми пробоинами. Протрещал «калашников». Строчили вроде бы справа. Снова ударил АКМ. Пять выстрелов. Снова. Лупили, не жалея патронов, но уже не по мне. В палатке восемь дырок и оставалось, по четыре в каждой стене.

Сухо хлопнул пистолетный выстрел.

Ответили две длинные очереди. Поливали от души, не задумываясь о расходе боезапаса. Так стреляют только испуганные «бакланы», никогда не имевшие дела с оружием. Пистолет больше не стрелял. Лежать и ждать, пока тебя изрешетят сквозь тонкий брезент, было слишком мучительно. Я вытащил ТТ, отвёл назад курок и осторожно выглянул в щель клапана. Вполне естественно, что я никого не увидел. Пустыня как пустыня, только вдалеке поднималась пыль, словно столб дыма.

«Лучший способ защиты — нападение». Я выскочил, пригнувшись, ожидая увидеть дебилов, нацеливших на меня стволы, но их не было. Я обошёл тент, под которым стояли не потревоженные ящики с едой и примус. Отсюда открывался обзор на палатки охраны и рабочих. Мужики драпали. Валеры с Женей видно не было. Я растерянно огляделся.

Что творится? Кто стрелял? Валера? Нет, не он один: две длинные очереди били слитно. Значит, действовал вместе с Женей или против него? Что, собственно, произошло? И где Афанасьев?

Тревога за коллегу перевела мои размышления в качественно иное русло. Я вновь согнулся, словно опомнившись, и побежал к остаткам крепостной стены — невысокому валу, куда дувший в последние дни ветер нанёс кучу песка, превратив в самый настоящий бархан. Там я и спрятался. Залёг, упав на живот и тяжело дыша. Только сейчас я обнаружил, что в левой руке у меня зажат кинжал и браслет шейха аль-джабаль — Старца Горы.

Всё-таки Советский Союз был страной поистине необъятной. Сколько разных, непохожих друг на друга городов! Выросший в Ленинграде, я обалдел от азиатских диковинок Бухары. И если страх от толпы туземцев, болтающих на своём тарабарском языке, как-то скрадывался в микрорайонах новой застройки, то в старом городе я чувствовал себя полностью неприспособленным к жизни. Узкие улочки, местами сбрызнутые от пыли водой, ограждались высокими заборами и глухими стенами глиняных домов. Чужаков здесь не любили, да и к соседям относились с заметным подозрениям. Город варваров! Однако именно здесь обитал единственный в Бухаре человек, к которому я мог обратиться.

Почтенный Алмазбек Юсупович был хозяином лавки драгоценностей, при советской власти — директором ювелирного магазина. Его мы с Афанасьевым навестили сразу по приезде в Бухару. Надо было налаживать отношения с мафией, руководствуясь мудрым правилом: «Куй железо, пока горячо». Алмазбек Юсупович, средней величины звено в местной криминальной системе, был человеком старой закалки и всячески показывал, насколько почтён вниманием гостей из северной столицы. Мы заплатили за право спокойного передвижения по стране со всем экспедиционным хламом, оружием и рабами, которых ещё предстояло навербовать, а за раскопки предстояло рассчитаться по их окончании. Алмазбек Юсупович был неравнодушен к наследию предков и хотел заполучить в свою коллекцию предметов старины найденные нами цацки из могильников. На себя он брал переговоры с узбекскими авторитетами: то ли ворами, то ли чиновниками, я так и не понял, с кем. «Восток — дело тонкое». Вероятнее всего, новыми баями. Разобраться в чужеродной системе отношений было непросто. Афанасьев меня просветил наскоро, но вдаваться в детали просто не было возможности.

Афанасьев…

Как я выбрался из пустыни, лучше не вспоминать. То, что экспедиция кончилась, я понял, когда пули изрешетили палатку, но не думал, что завершится она так печально.

Золото ударило в голову нашим охранникам-дебилам, и они решили не терять времени даром. Удовлетворились очередью по палатке и занялись Афанасьевым, который старался продать свою жизнь подороже и водил их по городищу чуть ли не километр. Тупые быки спешили покончить с самым, как им казалось, опасным противником. Это дало мне возможность уйти. Они свалили на КамАЗе, перед этим как следует обыскав палатку. Хотя, что там искать — всё и так лежало на столе. Вероятно, Женя с Валерой посчитали, что при разделе добычи между собой они получат больше, чем мы с Петровичем выделим им по возвращении в Питер. Справедливая мысль, но не разумная. Ведь надо было выполнять вторую часть договора с Алмазбеком Юсуповичем.