Чингиз Абдуллаев - Мизантроп

Честное слово, я не зря давно обожал еврейских адвокатов. Этот Яков Израилевич – настоящий гений.

Нужно было видеть, как изменилось лицо Пилипенко. Он что-то пробормотал, кажется, выругался, затем немного успокоился, прошел к столу, сел и покачал головой.

– С вами сложно спорить, Яков Израилевич, – согласился подполковник. – Давайте договоримся. Ваш клиент сообщает мне только одну фамилию, и я сразу отпускаю его домой даже без предъявления обвинений.

– Какую фамилию? – не понял адвокат.

– Он знает. – Пилипенко ткнул пальцем в сторону Зигманта.

Рабин посмотрел на своего клиента.

Тот покачал головой и пояснил:

– Я не знаю никакой фамилии.

– Вот видите, – сразу встрял подполковник. – Ни ваш клиент, ни этот упрямый таджик не хотят назвать мне человека, который давно сгорел. Он погиб в разбившемся самолете, и они никак не могут ему повредить. Мне нужна только фамилия того субъекта, который ехал в Пермь для встречи с Корякиным. Узнав ее, я сразу отпущу господина Гедру домой.

– Он блефует, Яков Израилевич, – заявил Зигмант. – Он нас все равно не отпустит. Но мы действительно не знаем фамилии этого человека.

– Знаете, – убежденно возразил Пилипенко. – Если бы у меня было время, то я сам вычислил бы его. Это достаточно легко сделать. Убрать женщин и детей, потом сразу отбросить все кавказские и среднеазиатские фамилии. Ведь ваши поставщики в Москве – люди достаточно опытные. Они не пришлют в Пермь чучмека. Он должен быть с нормальной славянской фамилией и очень неприметной внешностью, чтобы не вызывать подозрений. Не очень старый и не самый молодой. Значит, из шестидесяти шести погибших пассажиров останется человек десять или двенадцать, не больше. Но у меня нет времени искать багаж даже этих десяти человек. Выходит, что именно эти два героя должны назвать мне фамилию своего связного. Или курьера, называйте как хотите. Но самое неприятное в том, что я и так потерял много времени, пока возился с Корякиным и этими двумя типами. Поэтому фамилия мне нужна как можно быстрее.

Адвокат молчал, видимо, обдумывал слова подполковника. Он посмотрел на Зигманта, и тот отрицательно покачал головой.

– Вы не имеете права его задерживать, – заявил Яков Израилевич. – Я напишу заявление в прокуратуру. Старик с целым букетом болезней, который с трудом ходит!.. А вы собираетесь обвинить его в причинении тяжких телесных повреждений гораздо более молодому человеку. Я прямо сейчас еду в прокуратуру. Уверяю вас, что через пятнадцать минут вам позвонят оттуда. Вы будете отвечать за незаконное задержание.

Он в который раз поправил очки и ждал реакции подполковника. Очевидно, тот понимал, что Рабин не станет блефовать. Подполковнику действительно будут звонить из прокуратуры.

– Не нужно никуда ездить, – хмуро сказал Пилипенко. – Можете забрать своего клиента. Но учтите, что завтра утром он должен явиться в наше управление.

– В качестве кого? – уточнил Яков Израилевич.

– В качестве свидетеля, – ответил подполковник.

– Тогда мы приедем вместе, – решил адвокат.

Пилипенко молчал.

«Ой, как плохо, – подумал я. – Как только они отсюда уйдут, он вспомнит про свою дубинку. Видимо, так просто мне отсюда не выбраться. Либо в морг, либо в больницу. Или же она станет промежуточным пунктом между этим кабинетом и моргом. Все равно обидно, что у меня нет такого адвоката».

Я не успел додумать эту мысль до конца, как зазвонил мой телефон, лежащий на столе. Только этого не хватало. Подполковник взглянул на меня, взял телефон и посмотрел на номер.

«Только бы не Анастасия! – ударило мне в голову. – Будет обидно, если ее арестуют. Кто это может быть?»

– Здесь таджикский номер, – заметил Пилипенко, поднес телефон к уху и сказал: – Слушаю вас.

Видимо, это Наджибулло. Он волнуется, хочет знать, что случилось с нашим грузом.

– Нет, – заявил подполковник. – Он сейчас занят. Можете все передать мне. Я его близкий друг. Да, очень близкий. Мы с ним уже давно знакомы.

Представляю, что подумал Наджибулло, услышав этот бред. В последние годы он редко покидал Таджикистан, поэтому ему трудно было почувствовать иронию в словах подполковника.

Тот не отрывал телефон от уха, радостно кивал, потом сказал:

– А теперь послушай, что я тебе скажу, придурок. Твой друг Алишер скоро лишится своего мужского достоинства. Хотя я думаю, что и сейчас он уже почти инвалид. И не ори. Я все равно не понимаю твой поганый язык. А вот с твоим другом будет плохо. Мы подвесим его вниз головой и будем держать так, пока он не сдохнет. Как это «кто говорит»? Я же тебе объяснил, что его самый близкий друг. Считай, что мы почти породнились, и не угрожай мне, придурок. Я сам знаю, как мне себя вести. Если хочешь помочь своему другу, то лучше вспомни, кого он должен навестить в нашем городе, а потом позвони. Номер телефона ты знаешь.