Владимир Угрюмов - Дикий

— При чем здесь осетины? — удивляюсь я.

— Вот и я думаю — при чем тут осетины! Надо было меня взять, босс. Ведь я телохранитель. А она как? — Леха кивает головой в сторону спальни. — Вика тоже, того? — Парень сгибает несколько раз указательный палец, словно нажимает на курок.

— Не говори глупостей, — обрезаю я. — Вики близко не было. А ты теперь человек почти семейный.

Стараюсь улыбаться, и чуть-чуть получается. Достаю из сумки пачку «зеленых» и протягиваю парню.

— Здесь десять штук. Твоя доля. За аренду машины.

Леха деньги не берет, и я кладу пачку на стол.

— Чего смотришь так внимательно? Проблемы со зрением? Ешь тертую морковь, и все пройдет. Твои деньги, бери.

Леха берет наконец деньги и засовывает в нагрудный карман куртки. Пачка толстая и влезает с трудом. Мы выходим на холодное крыльцо и молча курим, пуская табачные облака в ночное небо.

— Не знаю, босс, что делать. Жениться?

— Женись, — разрешаю я. — Все равно когда-нибудь женишься. Почему не сейчас?

Ухожу к себе в комнату и достаю из-под матраца, стараясь не потревожить Вику, фотографии, привезенные анверовским заикой. На одной фотографии изображение размытое, но это лицо мне чем-то знакомо. Вспоминаю фотографии и адреса, которые сам добыл. Нет, не то лицо…

Просыпается Вика и тянется за своим вонючим «Пелл Меллом».

— Как дела, малыш? — спрашиваю. — Отошла?

— Да, — отвечает она. — Тяжелая у тебя работа.

Я достаю сумку, которую перед тем засунул под кровать, и вынимаю из нее толстую пачку. «зеленых». Еще десять штук. Протягиваю Вике, объясняя — это ее гонорар, она серьезно помогла и по-настоящему рисковала…

— Надоем тебе скоро, — пытаюсь шутить. — Сбежишь от босса с приданым и найдешь жениха без пулемета.

Вика что-то бормочет в том смысле, будто я ей дорог не за деньги и дорогие машины, а сам по себе. Будто такой я человек, с которым она готова и пешком ходить, и в шалаше…

Она так думает сейчас, и я ей верю, но я не верю ей в принципе. В скрытом или явном виде женщина всегда тянется к силе, даже к насилию, а сегодня сила и насилие выражаются в деньгах и оружии. Вчера выражалось в партийной должности или еще в чем-то подобном. Перед моими глазами возникает Викино лицо в тот момент, когда она стреляла из «Макарова». Как ей сладко было побывать на мужской территории… За женской же тягой к силе и насилию стоит опять же безбрежное желание вить гнезда и сидеть на яйцах, а после выхаживать птенцов…

— Был бы я потертый юноша в шляпе. Без миномета и мешка с деньгами. Тебя, Вика, рядом со мной и с фонарями б не нашли.

Девушка обижается, выпрыгивает из кровати и идет нагишом на кухню. На загорелой заднице белая полоска от бикини.

— Эй! — пытаюсь я ее остановить, но вспоминаю, что Леха уже отправился спать.

Догоняю ее, ласкаю. Она сидит голая за кухонным столом, а я сижу одетый. Глухая ночь на дворе. Вдруг ощущаю внутри слабую вибрацию. Она тут же становится сильней, становится сильной. Вырастают крылья и с шумом расправляются за спиной… Опять не человек, отгороженный мыслью, а сама часть пространства, ее дикая часть. Вика — такая же, взъерошенная, с высоким, но узким черным клювом, желтоватыми лапами, бурая сверху, кремового цвета живот и бедра, на охристой с темными пестринками голове хохолок из удлиненных перьев, настоящая филиппинская орлица. Питекофага Джеффера — орлица-обезьяноед!.. Мы летим в спальню, и я выхватываю из-под шкафа завернутый в тряпку пистолет «Макарова» и любимую гранату Ф-1. Бросаю пистолет Вике, и та жадно хватает его…

Еще нет ни одной мысли, ни одного звука. Наконец звук раздается — по улице медленно движется машина. В чернокрылой ночи возникает белая полоска света фар. Машина чуть притормаживает возле наших ворот, я хватаю Вику и валю ее на пол. Тут же начинается пальба. Отчего-то бьют только по двери, но и это получается выразительно. Щепки летят во все стороны, и отчетливо слышно, как пули вонзаются в побеленные стены. Все дело занимает секунд десять, и машина уезжает. В коридоре матерится Леха, он влетает в спальню с ножом в руке и орет, глядя на голую Вику и на меня одетого, лежащих на полу:

— Козлов порежу! Это козлы местные, которых мы после танцев пиздили!

— Не ори, Леха, — стараюсь я успокоить парня. — Здесь голая девушка.

— Да. Голая, — соглашается бодигард и выходит на кухню.

Вика одевается, а мы изучаем следы от выстрелов. Ничего особенного. Стреляли, видимо, жаканом и сразу из двух ружей. Если таким в лоб закатают, то лба больше не будет.