Андрей Дышев: Черный квадрат

Они не боялись говорить мне правду. Для них я был уже покойник. Человеку, который вычеркнут из жизни, как лучшему другу, можно доверить самые сокровенные тайны.

Смотри, как глазки у Вацуры заблестели, — сказал вьетнамец, кивая на меня. — Интересно, правда? Хочется узнать, как мы вас всех облапошили, да?

Хочется, — ответил я и облизнул пересохшие губы.

Влад хоть и сволочь, но он не знал, что Анну мы взяли неделей раньше и, конечно, не по его наводке,

— продолжал Цончик. — Как только она приехала из Закарпатья, Тарасову сразу же сообщили о крупной контрабанде золота. Но Владу мы не сказали, что Анна давно у нас в руках, сделали вид, что слышим о золоте впервые. Решили, пусть человек до конца жизни помнит, что он предатель… Жизнь, правда, оказалась у него короткой.

Значит, Влад здесь вовсе не при чем? Не по его наводке вы Анну взяли? — ужаснулся я. — Тарасов говорил мне, что она в колонии. Зачем он лгал?

А Тарасов вообще оченб лживый мужик. Он всегда хочет казаться лучше, чем есть на самом деле, и красуется даже тогда, когда вымазан дерьмом с ног до головы, причем все это видят, — ответил вьетнамец. — Мой покойный шеф именно за это качество презирал его. Кроме того, про колонию он соврал для того, чтобы набить цену за свои услуги. Из чулана вызволить намного проще, чем из колонии. Но обставил он все довольно ловко.

У него были на руках все документы, — продолжал Цончик, подливая себе в бокал. — К ней пришли люди в милицейской форме, представили разрешение прокурора на обыск, нашли среди посуды пистолет, зафиксировали все это при понятых в протокол — словом, не придерешься.

Золото, естественно, при понятых не находили? — спросил я.

Естественно, — закивали головой Цончик и вьетнамец.

Понятыми были я да Нгуен, — сказал Цончик, кивая на вьетнамца. — А обыскивал квартиру Павел Григорьевич. И золото перешло в руки тех, кто наделен большей силой и властью.

Он был страшным циником, этот бывший омоновец, похожий на индейца. Поднявшись со стула, Цончик подошел к тяжелому, покрытому искусственным мхом фундаменту водопада, присел возле него, потянул за выступ и открыл маленькую дверку. Просунул внутрь руку и вытащил оттуда один за другом два мешочка, в каких школьники носят сменную обувь.

Ты хоть раз видел эти солнечные слезки? — спросил он, водружая мешки на стол. Сунул руку в один из них, пошарил там с загадочным видом фокусника и выудил монетку. Как шайба по льду, она заскользила по столу и остановилась рядом с моей рукой.

Один прокол был у Тарасова, — сказал вьетнамец. — Он совсем не умел делиться.

Жаба задушила, — пояснил Цончик. — Нам досталась самая тяжелая работа, а получили мы — гроши… Будь другом, верни монетку. Она тебе совсем ни к чему.

В общем, решили мы все переиграть и поделить золото Анны по справедливости, — перехватил эстафету вьетнамец. — Надо было решить две задачи. Первую: найти, где наши шефы хранят свои доли. И вторую: незаметно очистить тайники. Тут выяснилось, что у нас появился конкурент, и мы, чтобы не открывать Америку, воспользовались старым добрым правилом: кто нам мешает, тот нам и поможет.

Ты говоришь про Вику? — спросил я.

Про нее, милую, про нее! — кивнул Цончик. — Вика напоминала мне старуху у корыта из сказки Пушкина. Пределов ее алчности не было. Она мечтала просто подавиться золотом!.. — Он взглянул на вьетнамца: — Сколько раз она приезжала к Жоржу?

Я уже со счета сбился, — ответил Нгуен. — Почти каждый день между двумя и шестью часами вечера. Выйдя из машины, она сразу кидалась в объятия Жоржа и, не дойдя до дверей, начинала сбрасывать с себя одежду. Жорж, тупица, совсем потерял голову. Она вила из него веревки, и я уверен, что это была ее идея — ограбить дачу Тарасова, немедленно развестись с мужем и уехать вдвоем с Жоржем за границу.

Нгуен потянулся за новой бутылкой, открыл ее, выстрелив пробкой в потолок, и налил себе, кажется, первый тост.

Мне было жалко ее разочаровывать, — продолжал он. — Но каждый день видеть ее наивные глаза было невыносимо. И я как-то шепнул Вике, что Жорж — банкрот, никакой недвижимости за границей у него нет, и никому он там вообще не нужен. И предложил свои услуги.

Ей сначала просто захотелось трахнуться с тобой, — уже изрядно захмелев, рассмеялся Цончик. — Ты же экзотика, а у нее никогда еще не было вьетнамцев.

Дело не столько в экзотике, — спокойно объяснил Нгуен. — Во время войны во Вьетнаме я был завербован американскими спецслужбами и вместе с последним батальоном морской пехоты вышел из Сайгона. В США я получил гражданство, был сначала безработным, потом торговал наркотиками, потом поставлял тайваньских девушек в публичные дома Нью-Йорка. Заработал несколько миллионов, купил особняк, открыл несколько специализированных аптек. И вот три года назад встретил Жоржа. Он предложил мне открыть совместную фирму и поставлять в Россию лекарственные препараты. Лекарства — это была, конечно, ширма. Мы гнали в Москву наркоту. Жорж обеспечил мне «крышу»: в качестве слуги и личного повара я оставался в тени и не привлекал внимания спецслужб. Вот так-то… Чувствуя деньги, Вика становилась управляемой, как марионетка. Когда я рассказал ей о своем капитале в США, она столь же легко, как и Тарасова, предала Жоржа и стала моей любовницей.