Андрей Дышев - Черный квадрат

— Придушу! Придушу! — орал я, переполненный яростью.

Она махала рукой, норовя попасть тяжелым револьвером мне по голове. Несколько сильных оплеух пришлось по лицу. Она слабела подо мной, и оттого я становился более жестоким.

— Гадина!.. Ненавижу!.. — хрипела подо мной Анна.

Врешь!.. Ты любишь меня! Ты всегда любила только меня!

Всегда ненавидела! Господом Богом клянусь…

Я поймал ее руку, в которой она крепко сжимала «сентинел», за запястье и сдавил так, словно хотел выжать из лимона сок. Анна закричала и заплакала от боли и бессилия и в последнем отчаянном порыве попыталась направить ствол в меня. Грохнул выстрел. Я почувствовал, как по волосам на макушке прошла горячая волна. Свирепея от того, что мне никак не удается покончить с этой сумасшедшей бабой, я налег на ее руку всем своим весом, прижал к ковру и попытался разжать ее пальцы.

Анна закричала настолько пронзительно, что у меня заложило уши. В какое-то мгновение револьвер оказался между нами, и тотчас снова прогремел выстрел.

Анна сразу обмякла, сразу прекратила сопротивляться, как борец после сигнала судьи. Потрясенный страшной догадкой, я уперся руками в ковер и встал перед ней на колени.

Широко раскрытыми глазами она смотрела на меня так, словно я был прозрачный. Прекрасные золотистые волосы налипли на ее влажный лоб. Губы были крепко стиснуты, словно Анна хранила тайну под пытками. На ее голубом платье расползалось безобразное красное пятно — под грудью, чуть выше живота. Она все еще сжимала «сентинел», и ее палец лежал на спусковом крючке.

— Анна! — прошептал я.

У меня не хватало смелости приложить ухо к ее груди. Я оказался трусом.

— Анюта! Ты меня слышишь?

Я отшатнулся от нее, встал на ноги и, не в силах пошевелиться, долго стоял над двумя телами.

«Все, — подумал я. — Мы свое отыграли».

Шатаясь, как пьяный, я хотел отойти в дальний угол, лечь лицом на ковер, чтобы не видеть Влада и Анну, как со скрипом приоткрылась дверь, и в образовавшемся проеме показалось лисье лицо Цончика.

— Ну, блин, ты даешь, Вацура! — произнесен, посмотрев на трупы. Затем вошел в комнату, вытащил из кармана платок и, накинув его на револьвер, поднял еще теплое оружие,

— Выходи! — добавил он с порога. — Поговорим.

Я вышел вслед за Цончиком на балкон. Внизу журчал и щебетал зимний сад. Цвета морской волны попугайчик пролетел мимо моего лица, едва не задев мой нос крылом.

— Идем, идем! — поторопил меня Цончик, видя, что я задержался на балконе.

Мы спустились вниз. Под ветвью пальмы стоял белый пластиковый стол. На нем — зеленые ракеты бутылок шампанского, колба для льда и бокалы. За столом, откинувшись на спинку и закинув ногу за ногу, сидел вьетнамец. Увидев меня, он сузил глаза, натянуто улыбнулся и кивнул на стул:

— Садитесь, господин Вацура.

Цончик опустился на стул рядом с вьетнамцем, придвинул ему «сентинел» в платке и стал цедить шампан-. ское, время от времени подливая себе из бутылки.

Больно? — поинтересовался вьетнамец, скользнув взглядом по моему плечу.

Не очень,

— Ну и хорошо, — кивнул узкоглазый. — Я все равно не смог бы тебя перевязать. Это рушило бы наш сценарий. Максимум через час ты должен покончить жизнь самоубийством.

И он, аккуратно развернув платок, многозначительно посмотрел на револьвер.

Цончик плеснул мне в бокал шампанского.

— Надо в последний раз поухаживать за своим двойником, — сказал он, вынимая при помощи пластмассовых щипчиков кубик льда и опуская в мой бокал. Я не притронулся к нему.

— Может, налить тебе водки? — спросил вьетнамец. Я отрицательно покачал головой.

Он переживает, — усмехнулся Цончик. — Грохнул двух своих друзей.

Правильно сделал, — кивнул вьетнамец и поджал тонкие губы, окруженные глубокой складкой, и глаза, похожие на два черных солнца, почти зашедшие за горизонт, стали холодными и жестокими. — Всех, кто перестает быть верным тебе, надо уничтожать. И тогда тебя никто и никогда не предаст. Золотое правило, Вацура.

При первой встрече Влад, конечно, производил серьезное впечатление, — сказал Цончик, играя бокалом.

— Но только при первой встрече. Потом только дурак мог верить в его благородство и верность.

А на меня он и при первой встрече не произвел впечатления, — сказал вьетнамец.

Знаешь, когда я понял, что он — фуфло? — спросил меня Цончик. — Не тогда, когда подложил тебе кейс с бомбой. А когда мы задержали его по совершенно пустяковому поводу — за нарушение правил временной регистрации в Москве. Он чуть не обгадился от страха и сразу же рассказал Тарасову, что знает женщину, которая хранит у себя дома несколько килограмм золота, добытого незаконным путем. А потом я узнал, что Анна была едва ли не его невестой… Нормально, да?