Андрей Дышев - Черный квадрат

— Что вы на меня уставились? — спросил я, поднимаясь из-за стола. — Что вы призываете нас к покаянию, как священник грешников? Вас что, не обучили манерам поведения? Вы не способны четко доложить, что произошло с вашим хозяином?

Вьетнамец с легкостью выдержал мою контратаку. Он учтиво склонил голову и ответил вопросом:

— Разве вы не знаете лучше меня, что с ним произошло?

Это уже был прямой выпад. Значит, вьетнамец видел, как я тащил волоком Жоржа по коридору. Словно подкошенный, я снова сел на стул и схватился за графин с вином. Некстати Вика пришла мне на помощь:

— А причем здесь он? — спросила она голосом властной и любвеобильной дамы. — Что за намеки? Этот господин вообще не выходил из столовой. Я этому свидетель.

Никогда раньше я не видел, чтобы женщина так прямолинейно защищала чужого мужчину и при этом топила своего собственного мужа.

Этот господин выходил из столовой еще до того, как вы сюда зашли, — пояснил вьетнамец.

Да мало ли кто болтался…

Хватит! — не выдержал я, перебивая Вику. Она оказывала мне дурную услугу. Я вовсе не был намерен упираться и снимать с себя вину. — Сделайте милость, отведите нас… э-э-э… к телу, черт вас возьми!

В самом деле! — поддержал меня Тарасов, чувствуя, что с него спадает подозрение. — Мы должны убедиться, что вы говорите правду.

Пожалуйста, — ответил вьетнамец и открыл дверь. В его голосе отчетливо звучало злорадство.

Тарасов первым направился к выходу. Вика, медленно поднявшись из-за стола, глянула на спину мужа и вполголоса обронила:

— Идиот!

Я промолчал. Из столовой я вышел вслед за Викой. Когда поровнялся с вьетнамцем, мне показалось, что по его губам пробежала усмешка.

Как все глупо получилось, думал я, идя на ватных ногах по коридору, словно под конвоем в зал суда. Следователя, который будет вести дело, ожидают авгиевы конюшни. С первой же минуты допроса я должен убедить его в том, что это убийство по неосторожности, что я хотел всего лишь оглушить Жоржа. А вот когда он поинтересуется мотивами моего поступка, то придется очень долго рассказывать о том, как я из Вацуры превратился в Цончика, как охотился сам на себя, как водил за нос Тарасова и Жоржа, а потом оказался между ними, словно под прессом, и не было другого выхода, как обезвредить одного из них…

Я невольно вздохнул. Обязательно всплывут и кейс с золотом, и бомба, и Влад, и события, произошедшие на автостоянке, и все это закроет от меня светлое небо надолго-надолго.

Вьетнамец обогнал нас, подошел к хорошо знакомой мне двери и взялся за ручку. Я покосился на Вику. Трудно было поверить в то, что эта дамочка не понимала, какой компромат откроется сейчас взору ее мужа. Не заметить на будуарном столике косметику жены мог только слепой. И все же Вика оставалась совершенно спокойной, и на ее лице отражалось лишь слабое раздражение, словно все происходящее она воспринимала как отвратительную актерскую игру.

— Скорей же! — поторопила она слугу, который дожидался, когда я следом за Тарасовым и Викой подойду к двери.

Вьетнамец надавил на золоченую ручку, толкнул дверь от себя и сделал шаг в сторону.

— Ну, что там? — нарочито бодрым голосом спросил Тарасов и первым зашел в комнату.

Я ни живой ни мертвый стоял на пороге напротив узких глаз вьетнамца. Вика, выгибая бровки дугой и поджимая губки, обронила мне словно единомышленнику:

— Просто нет слов, нет слов! Зачем ему все это надо? Я не совсем понял, что она имела в виду. Зачем

Тарасов делает вид, что не причастен к убийству Жоржа? Выходит, ей очень хочется, чтобы в роли убийцы оказался ее муж? От такого вывода у меня тоже закончились все слова, и в ответ я лишь молча пожал плечами.

— М-да, — услышали мы голос Тарасова. — Готов.

Вика прокомментировала это многозначительной усмешкой, дескать, разве он ожидал увидеть там что-то другое, и тоже зашла в комнату.

Теперь вьетнамец в упор смотрел на меня. Он был едва ли не на полголовы ниже, но тем не менее вовсю старался смотреть сверху вниз. Я испугался, как бы его глаза не вывалились наружу, и, предупреждая этот медицинский феномен, аккуратно сдавил пальцами тонкую шею вьетнамца.

— Я не хотел его убивать, — прошептал я, близко придвинув лицо кузким черным глазам. — Ты понял меня, черт скуластый?

Не пытаясь высвободиться, вьетнамец терпеливо дождался, когда можно будет снова дышать, поправил на груди ворот трико и тихо кашлянул. Уж эта сволочь отыграется, когда будет давать показания следователю!