Андрей Воронин - Утраченная реликвия...

Подобным образом Виктор Павлович вырядился для того, чтобы не выделяться своим бежевым кашемировым пальто и белоснежной шляпой среди шантрапы, которой было заполнено Интернет-кафе; в кафе же он отправился для того, чтобы обеспечить полную конфиденциальность своих переговоров с лондонским аукционером. Ремизов был предусмотрителен, и ему не хотелось, чтобы на жестких дисках его собственного компьютера остались хотя бы малейшие следы стертой информации по этому делу. Переговоры проходили в несколько этапов, и всякий раз Ремизов выходил на связь из нового места, никогда не проводя за клавиатурой компьютера более пяти, от силы десяти минут. Это тоже не гарантировало ему полной безопасности, но, с другой стороны, чего ему бояться? Если бы Байрачный решил настучать на него в ФСБ и если бы там стали следить за каждым шагом Виктора Павловича – тогда, конечно, да, тогда бы ему не поздоровилось. Но Байрачный – дурак, он ни за что не станет стучать, ему это, видите ли, стыдно… Он, понимаете ли, Солженицына начитался! Одно слово – интеллигент в первом поколении, истеричка, баба в штанах… Так и будет сидеть в обнимку со своей иконой, пока не подохнет.

Серебристая и обтекаемая, как обкатанная морем галька, «Ауди» Ремизова стояла за углом, весело поблескивая на солнце любовно отполированными боками.

На номерных знаках гордо красовался державный триколор – украшение весьма дорогостоящее, но также и весьма полезное. Думские номера стоили Виктору Павловичу сумасшедших денег, зато теперь ни один обладатель полосатой дубины не смел даже косо посмотреть в сторону его автомобиля – с дороги, мусорюга, власть едет!

Ремизов сел за руль, раздраженно бросил на соседнее сиденье дурацкое кепи и сильно потер ладонью лоб, на котором краснела оставленная головным убором полоса. Следовало все-таки решить, как быть дальше, что Делать и, главное, куда именно направиться в данную минуту. У него были кое-какие дела в магазине – дела, прежде казавшиеся важными и неотложными, а теперь вдруг утратившие в его глазах всякое значение. К тому же явиться в магазин в таком виде было бы попросту неприлично. Значит, надо ехать домой, переодеваться, потом ехать в магазин и заниматься там какой-то тоскливой чепухой…

«К черту, – решил он. – К черту чепуху, она же ерунда, она же вздор и чушь. К черту все! Дожать Байрачного – вот то, что мне сейчас нужно! Иначе все эти переговоры с англичанином – пустой треп, секс по Интернету, онанизм махровый… Во что бы то ни стало дожать этого старого вонючего козла, моего любимого учителя! И я его дожму. Ох как я его дожму! Почему бы и нет? С англичанином, продувной бестией, договорился, а с этим полутрупом не договорюсь?»

Он поспешно запустил двигатель, потому что додумывать эту мысль до конца ему было страшно. Полутруп – он ведь полутруп и есть: деньги ему не нужны, лечиться ему поздно… Он даже смерти уже не боится, потому что жить ему невмоготу, больно ему жить. Вот и договаривайся с таким, черт бы его побрал…

Вытянув шею, он поймал в зеркале заднего вида свое отражение и поморщился: его круглое, обычно жизнерадостное и смеющееся лицо сейчас было хмурым, даже угрюмым.

Ремизов старательно подвигал лицом, разминая его, как пересохшую кожаную перчатку, возвращая мускулам подвижность. Давным-давно, еще в старших классах средней школы, он открыл для себя простенький секрет: настроение во многом зависит от выражения лица. Как бы погано ни было у тебя на душе, заставь себя улыбнуться – минуту улыбайся, десять минут, а если надо, то и сутки, – и тебе непременно станет легче. Конечно, скалиться, как идиот, на похоронах собственных родителей не станешь – люди не поймут. Хотя как раз таки похороны родителей Виктор Павлович пережил спокойно, чтобы не сказать – с облегчением. В самом деле, сколько можно коптить небо и учить сына жизни, в которой сам давно ничего не понимаешь? Пожил свое – будь добр, уступи место под солнцем тому, кто еще способен ощутить, как оно греет…

Вернув себе нормальное расположение духа, Ремизов мягко двинул вперед рычаг автоматической коробки передач и плавно утопил педаль акселератора. Машина тронулась, втиснулась в плотный поток других автомобилей и, набирая скорость, пошла в сторону Медведково, где все еще ютился в своем однокомнатном скворечнике доктор исторических наук Петр Алексеевич Байрачный.

По дороге Ремизов вспомнил, что у него кончился коньяк, остановился возле кафе и попросил бармена наполнить флягу. Фляга была литровая – Виктор Павлович не любил мелочиться. Разумеется, выпивать литр коньяка в один присест он не собирался, да еще и за рулем, но вовремя сделанный скупой глоток жидкого огня здорово помогал ему справляться с любыми неприятностями.