Это был мощный чип. А попросту говоря — «жучок».
— Они идут к бассейну, — раздался в динамике голос Мухи. — Там стол, под дубом. Турок ставит жратву. Попробую в дуб?
Рискованно было. Черт! Очень рискованно. Кто его знает, что она за хреновина, этот арбалет. Выглядит, конечно, солидно. Оптический прицел. Удобный приклад. Мягкий спуск. Прицельная дальность — сто пятьдесят метров. И цена, внушающая уважение: восемьсот баксов. «Девастар». Продавец божился: лучшая фирма в мире, поставщик олимпийских команд. Стрелы тоже выглядели неплохо. Но какая у них девиация? Если стрела уйдет за пределы участка — это бы ладно, хотя шестьсот баксов за чип — тоже не баран накашлял. А если зацепится хвостовиком за ветку и упадет к ним прямо на стол в какой-нибудь салат или яичницу «гэм энд эг»? То-то будет закуска! Но и тянуть с этим было нельзя. Юрист недаром появился на вилле.
Видно, вот-вот начнутся важные переговоры. Наверняка уже начались. И продолжаются за ленчем. Упустить такую информацию? Нет, мы не могли себе этого позволить.
— Пастух, ППР! — напомнил Муха.
ППР — это из лексикона летунов. Полоса принятия решения. Летунам хорошо: у них ППР минуты или десятки секунд. У нас ППР куда короче. И я решился:
— Давай!
Несколько секунд в динамике многоканального переговорного устройства было тихо, доносилось лишь легкое шуршание фона. Я представлял, как Муха, распластавшись на десятиметровой высоте раскидистой местной сосны, стоявшей на соседнем участке позади виллы Назарова, приник к оптическому прицелу и придержал дыхание, прежде чем нажать курок. И я тоже невольно перестал дышать. Как наверняка и Артист, и Боцман, и Трубач, слушавшие наши переговоры. Артист страховал Муху у подножия сосны, Боцман — у входа на участок, а Трубач — на дальнем обводе. Док, сидевший против меня в кресле в моем номере пансионата, курил «Мальборо» и всматривался в мое лицо, словно я был для него чем-то вроде телевизионного ретранслятора.
Вжжжик!
И все.
— Попал? — не выдержал я.
— Не знаю, — помедлив, ответил Муха.
Я до отказа прибавил громкость в приемнике, настроенном на частоту «жучка».
Приемник с вмонтированным в него магнитофоном придавался к «жучку». За очень дополнительные деньги. Полторы тысячи баксов, а? Что хотят, то и делают. Но комплект, видно, стоил того, потому что у меня в номере раздался оглушительный звон рюмки о рюмку и голоса:
— Будьте здоровы, Борис Семенович!
— Будь здоров, Фима!..
Я поспешно убавил громкость и хотел было включить запись, но пленка уже крутилась: магнитофон автоматически включался от сигнала «жучка».
Я сообщил Мухе:
— Все в порядке, попал.
— Мне слезать?
— Секунду!.. Артист?
— Тихо.
— Боцман?
— Никого.
— Трубач?
— Тоже. На пляже народ.
— Муха! Видишь их хорошо?
— Очень. Даже бутылку на столе. Квадратная. Закусь. Телефонная трубка.
Какая-то черная коробочка. Плеер. Или диктофон.
— Что они делают?
— Розовский курит. Сигару. Молодой, которого ты назвал Юристом, ест.
— Слушай меня. Сними оптику, игрушку спусти Артисту. А сам оставайся на месте. Сообщай мне все, что увидишь. Все подробности, ясно?
— Понял.
— Артист! Игрушку разбери. Заверни в то, в чем вы ее принесли, и иди на пляж. Возьмешь напрокат лодку, отплывешь подальше и бросишь ее в море.
Незаметно.
— Ты что, Пастух?! — запротестовал Муха. — Такая классная штука!
— Отставить разговоры! Артист, все ясно?
— Все.
— Действуй. Боцман и Трубач, подтянитесь поближе. Со связи не уходить. Как поняли?
— Хорошо понял, — ответил Боцман.
— Я тоже.
— Положил рацию рядом с приемником, не выключая. Сказка, а не рация.
Размер — в полторы сигаретных пачки, а радиус действия — до десяти километров уверенного приема. Двенадцать каналов. В Чечне бы нам такие. Вообще вся техника здесь была экстракласса. Когда мы с Трубачом и Боцманом оказались в демонстрационном зале фирмы «Секъюрити», занимавшей целый этаж на одной из центральных улиц Никосии, у всех нас прямо глаза разбежались. Чего там только не было! Про оружие и не говорю. Трубач как присох к витрине с пистолетами, так и не отходил от нее все время, пока мы с Боцманом отбирали то, что нам нужно. И понятно почему: в самом центре витрины в футляре с красной бархатной подкладкой красовался «кольт-коммандер» 44-го калибра — такой же, какой отобрали у Трубача, когда нас вышибли из армии, только в подарочном варианте — с серебряной насечкой на рукояти и с червлением на стволе. И стоил он не так уж дорого — около двух тысяч кипрских фунтов, чуть меньше штуки баксов. И никакого разрешения на покупку не требовалось: плати и бери. Только лотом нужно было зарегистрировать его в полиции. И это превращало кольт в несбыточную мечту.
Читать дальше