Андрей Таманцев - Их было семеро…

— А нам что делать? — спросил Боцман.

— На всех работы хватит… Через час погрузочно-разгрузочные операции были успешно завершены. Было уже начало восьмого, бессмысленно было даже пытаться вздремнуть. Док упросил пани хозяйку сварить нам побольше крепкого кофе. Им мы и пробавлялись, заодно подчищая жалкие остатки еды, оставшейся после трапезы оголодавших за двое суток Артиста и Мухи.

— Много бы я дал, чтобы узнать, о чем ты сейчас думаешь, — проговорил полковник Голубков, закуривая свой «Космос».

— Я могу и бесплатно сказать, — ответил я. — Вспоминаю разговор с Назаровым.

Он сказал, что существует всего три способа защиты от ядовитой змеи. Первый: держаться подальше от тех мест, где они водятся. Второй: носить надежную одежду.

И третий: вырвать у змеи ядовитый зуб. Он сторонник третьего способа. — Я подумал и добавил:

— Я тоже.

— По-моему, все сошли с ума.

— Кто — все?

— Все, — повторил Голубков. — Вся Россия. У меня иногда такое чувство, будто мы — первые люди на Земле. Что построим — в том и будем жить. Какие законы примем для себя — те и будут. И не очень-то верится, что это будут хорошие дома и Божьи законы.

— Это и есть свобода, — вмешался в наш разговор Док.

Голубков с сомнением покачал головой:

— Если ты прав, то свобода — это страшная вещь.

— Я бы сказал по-другому: обоюдоострая, — уточнил Док и посмотрел на меня. — Куда ты собрался ехать?

— К Графу…

К центральным воротам мотеля «Авто-Хилтон» мы подъехали минут без двадцати девять. За рулем белого фиатовского фургона был Трубач в обычной своей ковбойке и в кожаной куртке с подвернутыми рукавами. Мне для солидности пришлось надеть светло-серый костюм, купленный на Кипре, а рубашку и галстук я позаимствовал у полковника Голубкова. Страж у ворот проворчал что-то по-польски насчет того, что нас в такую рань принесло, но Трубач лишь развел руками:

— Бизнес, пан, бизнес!

Мы развернулись на аллейке, которую нарисовали на плане мотеля Голубков и Боцман, и подъехали к крайнему коттеджу, под навесом которого виднелся приплюснутый капот темно-вишневой «альфа-ромео» с афинским — синей вязью по белому фону — номером. Трубач встал сбоку от двери, а я нажал кнопку интеркома, держа наготове поставленный на «паузу» диктофон.

— Кого там еще черт пригнал? — раздался в микрофоне не слишком мелодичный мужской голос.

Я снял диктофон с «паузы», из него прозвучало:

— Свои, Ленчик. Это я, Владас. Со мной Корень.

Я выключил диктофон и спрятал в карман. Больше он был не нужен.

— Сейчас… секунду!.. — послышалось из интеркома.

Дверь приоткрылась, Трубач сунул в щель свою лапищу и извлек наружу довольно плотного малого в майке. За пояс его джинсов был засунут пистолет Макарова. В ту же секунду ПМ оказался в руке Трубача, а в горло оторопевшего Ленчика уперлось острие ножа — одного из тех, с автоматически выщелкивающимся лезвием, что мы забрали у хрустовских кадров.

— Спокойно, Ленчик, — негромко и даже дружелюбно проговорил Трубач. — Главное — спокойно! Ты понял?

Он втолкнул охранника в прихожую, я вошел следом и закрыл за собой дверь.

Замок автоматически защелкнулся.

Откуда-то из глубины коттеджа послышался плеск воды и другой мужской голос:

— Кто там?

— Свои, Ленчик, свои, — подсказал Трубач. — Влад и Корень. По делу заехали.

— Свои, — послушно повторил охранник. — Влад и Корень.

— Пусть ждут! Плеск воды стих.

— Ванну Граф принимают? — полюбопытствовал Трубач.

— Не, душ. Позвать, что ли?

— Зачем? Пусть человек моется, мы не спешим. Где еще пушки?

— Нету больше, ни одной, — замотал головой Ленчик.

Я вошел в просторную гостиную, служившую одновременно, как во всех европейских мотелях, кабинетом, баром и спальней, сунул руку под подушку на незастеленной кровати. Там оказался австрийский «глок» с глушителем. В верхнем ящике письменного стола обнаружился еще один инструмент — браунинг 32-го калибра.

— А врать-то, Ленчик, нехорошо, — укоризненно проговорил Трубач. — Очень это некрасиво.

Он перебросил мне ПМ, спрятал в карман нож и ахнул обеими ладонями по ушам охранника. Это у Трубача называлось «сыграть в ладушки». Прием довольно щадящий, но на полчаса объект отключался. После чего Трубач перенес Ленчика на диван и аккуратно уложил лицом к спинке.

Я сел в кресло и выложил перед собой на журнальном столике пистолеты. Целый арсенал.

— И еще может быть, — заметил Трубач. — В кармане халата.