Илья Рясной - Дурдом

— Подумает, что стучишь, — махнул рукой беззаботно Донатас. — Но тут стесняться нечего. Все вы сейчас постукиваете.

Лицо Миклухо-Маклая покрылось пятнами. Желваки заходили. Он прошипел гадюкой:

— Такие языки режут.

— Ну-ну, футболист, — засмеялся Донатас. — «О, злые языки страшнее пистолета»… Замнем. Лучше скажи, кому твои лохи золото подарили.

— Какое золото? — вдруг решил сыграть в несознан-ку Миклухо-Маклай.

— Меня не волнуют сейчас твои махинации. И ты меня не интересуешь. Я тебя даже сажать не хочу. Тебя все равно скоро грохнут. А вот тот, кто тебя грабанул, меня очень и очень интересует.

— Не будет разговора.

— Будет. Или поедешь сейчас на Шаболовку, к нам, — Донатас вытащил из кармана пиджака компактную рацию «Моторолла». — Два нажатия на кнопку, и через минуту здесь бригада СОБРа. Лучше поговорим откровенно, и я отчалю от твоей гавани.

— Если б я знал ту паскуду, которая меня обула… Золото у меня лежало бы.

— Крут ты, предводитель туземцев, — усмехнулся Донатас.

— Рассказывай, как все было.

— Пиво, вино, закусочки будете?

— Ага, чтобы ты нас наркотой или стрихнином накормил. Так поговорим, без гурманских излишеств.

— Поговорим. Моих дармоедов вырубили. Да так, что большинство ничего не помнит. Точнее, двое помнят.Представляешь, Магомедыч, я нанял двух призеров Москвы по культуризму, шкафы — в дверь не лезут. А их вырубил какой-то козел с двух ударов. Эти мои надувные матрасы только знай анаболики жрут и деньги клянчат. А до дела дошло — вон как…

— Они рассмотрели того, кто их приголубил? — спросил я.

— Смутно. Говорят, что-то огромное, вонючее. Мужик какой-то в майке «Адидас». Он их, как цуциков, разложил, — Миклухо-Маклай зажег сигарету, затянулся, потом яростно вдавил ее в пепельницу.

— А ведь ты боишься, — усмехнулся Донатас, изучая глазами собеседника.

— Я ничего не боюсь, — прохрипел Миклухо-Маклай и вдруг как-то сник. — Магомедыч, ты же знаешь, вся братва крутая живет как в деревне. Сплетни, разговоры, пересуды. Все друг про друга все знают. С кем у кого разбор, кто кому рога обломать обедал. Полная определенность. От конкурентов отстреляешься. От судьи — откупишься. А здесь что? Что творится? Мои дармоеды три месяца назад начали пропадать. Ладно бы кто их в расход пустил — они и четвертования заслужили, дерьма не жалко. Но они просто исчезли… Магомедыч, а, может, правду в газетах об инопланетянцах пишут? Говорят, они людей воруют.

— Совсем ты плох стал. Лучше скажи, что необычного было в последние три месяца.

— фискалов мы засекли. За нами кто-то шпионичал. Мы даже заметили двоих мужиков и какую-то мартышку. Хотели познакомиться поближе, но не тут-то было. Обвели нас вокруг пальца. Незадолго до того, как дармоеды исчезать начали.

— Что было общее у пропавших? Что за люди?

— Это разве люди? — искренне, с чувством произнес Миклухо-Маклай. — Это сволочи. Их были бы рады удавить даже их собственные мамаши!

— Любишь ты своих воспитанников., .,

— Я? Я их ненавижу. Самый отпетый сброд в Москве. Только я могу держать их в руках, — Миклухо-Маклай с любовью погладил сделанную по специальному заказу, инкрустированную ценными породами дерева биту. — Мне милиция должна деньги платить, что я их хоть в каких-то рамках держу.

— Так мы долларами не платим, — сказал Донатас. — Только приговорами.

— А те, кто пропали, были полные отморозки. Из четверых у двоих справки из дурдома.

— Справки, говоришь, — Донатас переглянулся со мной. Потом он заставил Миклухо-Маклая еще раз в подробностях описать драматическую сцену похищения золота.

— Так твои уродцы ничего и не помнят? — недоверчиво спросил Донатас.

— Да у них от страха галики начались. Один такую дурь лопочет, будто обкурился.

— А что говорит?

— Да сам спроси.

Вскоре в комнате появился трясущийся гоблин с перевязанной рукой. Он опасливо покосился на биту в руке пахана.

— Ну чего, дегенерат, еще раз расскажи про цыганку, — недобро щурясь, потребовал Миклухо-Маклай.

— Клянусь мамой, так и было. Подошла, тварь такая, вся платками цветастыми перевязана. Мол, погадаю. И из авоськи пистолет вытаскивает. И в лицо мне из пистолета. Я отрубился.

— Какой пистолет? — спросил Донатас с интересом.

— Пластмассовый. Игрушечный.

— Я же говорю — дегенерат, — махнул рукой Миклухо-Маклай.

— Описать цыганку можешь?

— Лицо как расплывается. Не могу.

— У тебя мозги расплылись, — Миклухо-Маклай сжал пальцами биту, и гоблин, зажмурившись, отступил назад. — Накрош паскудный!