Валерий Горшков - Дискета мертвого генерала

– Что вы такое несете, какие мертвые?! – скорчился Вадим Витальевич, как если бы увидел больную стригущим лишаем жабу. – Говорите яснее! Что у вас с ногами?

– Это авария… автомобиль… Тридцать лет назад… Я был пьян… Мертвые дети… Я убил их… Они стояли у стены дома, в которую я врезался… Ужас…

– Вы их раздавили?! – Прохоров выпучил глаза и сорвался на крик. Его уши только что услышали нечто совершенно невероятное. – Да как же вас не расстреляли сразу после этого?! В те-то годы!..

Но Славгородский уже не слышал Вадима Витальевича. Изо рта у него снова хлынула слюна, тело задрожало, связанные руки несколько раз дернулись, а потом ослабли. Григорий Романович потерял сознание. Когда он очнется, то уже никогда, даже если ему вколоть пять кубиков «сыворотки правды», не сможет вспомнить, кто он, как его зовут и что он здесь делает. Если, конечно, очнется.

Прохоров так не думал. Он переложил пистолет в правую руку и направил прямо в затылок лежащему на полу Славгородскому, связанному обрывком электрического удлинителя и сжавшемуся в позе зародыша

– Так ты, голубчик, убийца! – прошипел он сквозь зубы. – Удивил меня, честное слово! Интересно было бы узнать, кто тебя от «вышки» отмазал. Да, видно, не судьба… И хоть ты не заслужил… я помогу тебе. Пусть твоя душа скажет мне спасибо, что освобождаю ее из мерзкого тела психически больного старика.

Глухого звука выстрела из сорокапятимиллиметрового «браунинга» никто не услышал. Серое вещество, брызнувшее во все стороны, медленно стекало по грязным стенкам боцманской подсобки, оставляя на них мокрый водянистый след.

Прохоров смачно выругался, отряхнул с одежды куски профессорских мозгов и, хлопнув дверью, быстро пошел по коридору к ведущей на палубу металлической двери.

Когда он поднялся на капитанский мостик, на горизонте уже показался силуэт роскошной океанской яхты, словно белая лебедь выплывшей из океанской пучины. Захваченный тремя бандитами «Пеликан» со скоростью пятнадцать узлов шел ей навстречу. Спустя тридцать минут судна пришвартовались друг к другу, перекинули через борта трап, и восемь вооруженных боевиков тотчас оказались на палубе военного научно-исследовательского корабля. Но, кроме установки взрывчатки в трюме и спешного демонтажа дорогостоящего оборудования, работы у них не нашлось. Через четверть часа боевики вернулись на яхту вместе с тремя людьми из команды «Пеликана», отдали концы, убрали трап и отчалили от мины замедленного действия, в которую сейчас превратилось соседнее судно.

Яхта носила гордое и экстравагантное имя «Орион», и двигатель был под стать ему. За считанные минуты набрав максимальные обороты, он стремительно увеличивал расстояние от болтающегося на рейде военного корабля, доживавшего вместе с запертыми в кают-компании и каюте номер пять пассажирами и членами экипажа свои последние минуты.

Прохоров стоял у кормовых лееров «Ориона», нервно курил, стряхивая в воду пепел, и ежесекундно поглядывал на отдаляющийся «Пеликан».

Там оставалась не только некогда любимая им Наташа, но и все его тридцать с лишним лет, прожитые на грешной земле. Старый Вадим Витальевич Прохоров остался где-то далеко, куда уже сожжены все мосты. Новый, с неясной судьбой и тягостными душевными терзаниями, стоял сейчас, оперевшись на борт дорогой белоснежной яхты, стремительно летящей по голубой поверхности океана, и не знал, радоваться ему или плакать.

Из такого состояния полузабытья Прохорова вырвал лишь последовавший через несколько минут взрыв, адским пламенем взметнувшийся около самой линии горизонта, а потом, когда звуковая волна преодолела отделяющие яхту от «Пеликана» две с половиной мили, вероломно ворвавшийся в барабанные перепонки грохот.

Вадиму даже показалось, что он отчетливо услышал донесшийся до него сквозь рев десятков пластиковых мин последний предсмертный крик Наташи…

У Прохорова помутилось в глазах, какой-то неосознанный порыв дернул его вперед, туда, где падала обратно в океан многотонная масса воды, но Вадим Витальевич пошатнулся, выронил из правой руки сигарету, другой крепко схватился за левую сторону груди, взвывшую от внезапной боли, на какое-то время застыл, все еще продолжая глядеть на место гибели «Пеликана», а потом медленно и мешковато опустился на до блеска вымытую палубу новой океанской яхты… Тридцатисемилетний ученый Прохоров умер от обширного инфаркта всего на несколько, секунд позже погибшей при взрыве «Пеликана» Наташи. Бермудский же треугольник в этот роковой день пополнил свой черный список еще двадцатью пятью человеческими жизнями и одним кораблем. Как знать, может, и все прочие смерти не имели никакого отношения к сверхъестественным силам, находящимся за чертой здравого смысла и установившегося за века привычного порядка вещей…