Михаил Рогожин: Мой нежный убийца

Продавцы, стоя и сидя возле магазинов, приветливо зазывали покупателей почти на всех языках мира. Немного поменьше оказалось народу на золотой улице. Витрины ювелирных магазинчиков и лавок, примыкая друг к дружке, образовывали немыслимое золотое ожерелье, сверкавшее драгоценными камнями, поражавшее оригинальностью и богатством цепочек, перстней, кулонов, колечек.

Лимон остановился как вкопанный. Инга знала, куда его привести. Столько золота сразу он никогда не видел. Это впечатляло.

— И никто не охраняет, — выдавил он из себя.

— Все застраховано, — успокоила его Инга и рассмеялась, видя его растерянное выражение лица.

— Я сюда еще приду, — неизвестно кого предупредил Лимон и спросил:

— Тебе куда?

— Нужно подняться немного наверх. Там антикварные лавки. Вот уж где старья видимо-невидимо.

Лимон покорно отправился за Ингой, легко ориентирующейся в лабиринте восхитительных торговых улочек. Миновав обнесенные железной сеткой раскопки древних строений, покрытые желтой пылью, они вошли в угловой магазинчик, расположенный на небольшой заасфальтированной площади, одна сторона которой упиралась в гранитную породу горы. От этого магазинчик казался уединенным и наиболее древним. Внутри его царил прохладный полумрак. Слабо отблескивали свисающие с потолка бронзовые лампады и старинные люстры. На полках вперемежку с бюстами великих людей и античных богов стояли роскошные хрустальные вазы, кубки, глиняные амфоры, поднятые со дна Эгейского моря. На стенах в широких резных золоченых рамах висели темные полотна художников позднего Возрождения. На полу, изящно изгибаясь, стояли кальяны, торшеры, всевозможные старинные весы, лампы с плафонами, сделанными из разноцветного стекла, многие представляли собой переплетенные виноградные грозди, причем под легким слоем пыли стеклянные виноградинки казались абсолютно настоящими. В центре магазинчика возвышался неизвестный старинный музыкальный инструмент. А на нем нахально устроился граммофон с широкой разукрашенной трубой.

Из-за него и появился круглый толстенький грек с непременными черными усиками, лукавыми бегающими глазками и покрытой испариной лысиной. Он поднял руки вверх, приветствуя дорогих посетителей, и воскликнул по-русски:

— Мадам! Я уже стал волноваться! Ваш заказ исполнен! Скольких трудов это мне стоило. Я два дня обзванивал старых антикваров и наконец, на ваше счастье, отыскал его!

— Спасибо, Димитрис, я знала, к кому обращаться. Но вы уверены, что это зеркало принадлежало графу Бутурлину?

— О сомнениях не может быть и речи! На обратной стороне его вензель. Иди, покажу! — При этом грек подозрительно покосился на Лимона.

— Это мой друг, — успокоила его Инга. — Познакомьтесь.

Лимон протянул руку.

— Василий.

Димитрис с готовностью пожал ее и заискивающе спросил:

— Ты не грек?

— Русский.

— Я люблю русских. У меня жена русская. Балерина из Херсона. Русские, как и мы, греки, одной с нами веры. Вы молитесь нашим иконам. Я знаю много о России. Только вам не следует дружить с турками.

Довольный собой, Димитрис повел Ингу и Лимона в глубь магазинчика. Там, возле узкого пыльного окна, тускло отражая его, на полу стояло зеркало как раз в рост Лимона. Оно было установлено не то на крокодиле, не то на драконе, которого принято изображать под конем Георгия Победоносца.

Сама рама представляла собой нагромождение голов различных чудовищ, старавшихся вцепиться друг в друга оскаленными пастями. А наверху рамы, в раскрытых позолоченных лепестках пышного цветка, сидел мальчик, свесив пухлые босые ножки, и держал в руках дудочку.

Инга замерла перед зеркалом. Лимон подошел к ней и вдруг заметил, что поверхность зеркала ничего не отражает. Он обернулся в надежде выяснить у Димитриса причину, но тот вдруг куда-то исчез.

Когда Лимон снова взглянул в зеркало, то чуть не вскрикнул от неожиданности. Пыльная поверхность как ни в чем не бывало отражала его самого и стоящую чуть ближе Ингу.

— Опять чертовщина? — укоризненно спросил он.

— Об этом зеркале знаю только я. Оно считается утерянным в восемнадцатом веке. Последний раз упоминалось в описи вещей графа Бутурлина.

Его камердинер был уличен Священным Синодом в пособничестве графу и увлечении черной магией.

После смерти графа по приказу канцлера наложили арест на все его имущество. Но зеркало, о котором ходило множество слухов, исчезло. Скорее всего его выкрал тот самый камердинер, однако даже под пытками он не признался.