Анатолий Ромов - Тень чужака

— Боюсь, мистер Шутов, ответить на этот вопрос можно будет только после лабораторных исследований. Я ведь не судмедэксперт, я просто врач. Но если без затей, этого человека убили вчера. Где-то между двенадцатью дня и шестью вечера. Это все, что я могу сказать.

— Спасибо, доктор Доули. Для меня это очень важно.

— Я уже понял. — Доули посмотрел на перевязь. — Вижу, вы опять ранены?

— Задела шальная пуля.

Улыбнувшись, Доули тронул его за плечо:

— Слышал. И слышал даже о том, что рану вам опять перевязала Наташа Уланова.

— Вижу, тут ничего не скроешь.

— Конечно. Думаю, Наташа сделала это очень хорошо?

— Что верно, то верно.

— И все же, мистер Шутов, вынужден сделать вам выговор.

— За что?

— Вы не хуже меня знаете, что любое пулевое ранение, даже если это простая царапина, необходимо показать специалисту.

— Виноват, доктор Доули. Больше этого не допущу.

— Допустите.

— Доктор Доули…

— Ладно, мистер Шутов. Вас, как я уже понял, не переделаешь.

— Может, вы и правы. Отправимся в Дэмпарт?

— Лично я готов. Здесь мои дела закончены.

Уложив тело Укильке в пластиковый мешок, полицейские перенесли его в один из катеров. Все расселись по местам. Развернувшись на фарватере, оба катера отправились в Дэмпарт.

В Дэмпарте, после того как тело Укильке было перенесено в прозекторскую городской больницы, полицейские направились в отделение.

Собрав всех в своем кабинете, Шутов на коротком совещании поручил продолжить расследование убийства Укильке ОʼЛиги. Объяснил он это тем, что сам вместе с Тануком должен закончить поиск грабителей, похитивших полмиллиона долларов.

Отойдя вместе с Тануком на катере от Дэмпарта, Шутов кивнул в сторону сравнявшегося с ними, а затем ушедшего вниз по реке плота:

— Сейчас самый гон, да?

— Да, мистер Шутов. Осенью сплавляют больше всего.

— Индейцы?

— В основном индейцы. Но бывает, что и инуиты.

— Слышал, больше всего плотов уходит из Оак-брука. Это так?

— Точно, мистер Шутов. Сейчас плоты оттуда гонят каждый день.

— В России, я знаю, плоты начинают гнать от места поздно вечером.

— Здесь тоже. Удобно. Утро застает уже в пути.

— Вы вообще знакомы с этой механикой? Из каких мест в Оак-бруке плоты отходят, кто их гонит и так далее?

— Конечно, знаком. Я ведь здесь вырос.

— Еще одно: тут ведь должны быть люди, которые могут вылечить мое плечо народными средствами?

— Народными средствами?

— Да. Травами, снадобьями. Может быть, даже заговорами. А?

— Сэр… Конечно, такие люди здесь есть. Индейцы и инуиты привыкли лечиться народной медициной.

— Ну а, скажем, знаете ли вы кого-то из таких людей в Оак-бруке?

— В Оак-бруке? — Танук помолчал. — В Оак-бруке есть очень хороший лекарь. Инанту. Наш, инуит.

— Как, вы сказали, его зовут? Инанту?

— Инанту. Старый Инанту. Хорошо лечит. Могу к нему отвести. Хотите?

— Хочу.

— Когда вам надо?

— Ну… вы могли бы меня свести с этим Инанту, скажем, послезавтра?

— Конечно. Инанту даст вам мазь. Сразу забудете о своем плече.

— Спасибо. — Увидев приближающийся Кемп-крик, повернул руль. — Послезавтра с вами свяжемся. А сейчас отдыхайте. Оба эти дня. Вы заслужили.

— Мистер Шутов… Я не устал.

— Отдохните. Это мой приказ. Послезавтра предстоит работа.

— Хорошо, сэр. Буду отдыхать.

В день, когда Уланов должен был уехать в Анкоридж, звонка Наташи Шутов ждал чуть ли не с рассвета.

Она позвонила в одиннадцать утра. Сняв трубку, услышал:

— Миша… Это я.

Похоже, от одного ее голоса у него перехватило дыхание.

— Здравствуй. Что у тебя?

— Коля уехал. Только что.

— А ты?

— Я скучаю по тебе. Все.

— Я тоже скучаю по тебе.

— Будем утешаться, что мы оба скучаем. — Помолчала. — Как рука?

— Все в порядке. Слышала про убийство инуита? У горы Униткак?

— Да. Что стало с Минтоукуком… Хуже, чем в Лос-Анджелесе.

— Ты… сделаешь то, о чем мы договорились?

— А о чем мы договорились?

— Перейдешь туда?

По молчанию в трубке понял: она пытается разобраться в его интонациях. Кажется, она все-таки поняла, почему он говорит именно так.

— Перейду. — Помолчала. — Ты-то когда появишься?

— Появлюсь. Со временем.

— Ладно. Буду надеяться.

Он понял, что ему сейчас страшно хочется сказать ей что-то возвышенное. Какую-нибудь чушь вроде того, что он ее безумно любит. Но он вовремя удержался. Сказал вместо этого:

— До свидания.