Губернатор уехал, не попрощавшись. К ФСБэшнику подошли прокурор и начальник УВД, спросили: — «Ну, как»?
— Что как? Сами знаете, нелегко такие вещи мужу рассказывать. Грозился, что если не раскрою этот взрыв — лично к президенту поедет просить, чтобы меня в майоры разжаловали. Вот так…
Николай Владимирович дома все рассказал Елене, она ужаснулась от услышанного, обняла Николая и расплакалась.
— Кто же это так, Коленька? Ведь трое человек погибло, ни в чем не повинные люди. Зачем я им понадобилась, кому сделала плохо? — всхлипывала Елена.
Николай, обнимая, успокаивал ее.
— Леночка, перестань плакать, это вредно для нашего малыша, успокойся, пожалуйста, — она кивала головой, вытирая слезы. — Ты никому не сделала ничего плохого, из колеи старались выбить меня. После твоей смерти мне действительно пришлось бы туго, и я вряд ли смог бы работать какое-то время. Запугать охрану, Корнея, меня — вот их основная цель, постараться внедрить ко мне своих людей и сорвать производство электронных плугов. За этим наверняка стоят воротилы тракторного бизнеса, их в первую очередь ударят по карману мои плуги. Но Антон Петрович разберется, мы в долгу не останемся. Убивать никого не станем, но тюрьмы, полагаю, им не миновать, пусть попарятся на нарах. Пренеприятнейшая штука, скажу тебе по секрету.
Лена заулыбалась, потом спросила, что станет с ее охранником. Николай пояснил, что Антон Петрович разберется, если он не виновен — будет работать, как и прежде, если виновен — им займутся органы. «Но тебе, как и ему, нельзя сейчас показываться на людях, никому нельзя звонить, никому. Нельзя подходить к телефону, даже я тебе не буду звонить — могут прослушать разговор. Для всех ты погибла, Леночка, а домашние станут просто отвечать, что тебя нет, без пояснений и комментариев».
Многократно усиленная охрана не подпускала к дому Корнея и Михася никого, даже сотрудников УВД, прокуратуры и ФСБ, требуя санкцию суда, без нее никто не мог зайти на территорию коттеджей, а санкцию, естественно, никто не давал. Николай Владимирович несколько дней не появлялся на работе, Ипполитова ездила к нему домой подписывать необходимые документы, сотрудники расспрашивали ее подробно, но она сама ничего не знала. Антон Петрович не ложился спать третьи сутки, Михась тоже не мог уговорить его, но заставил, отдав команду не выпускать его из комнаты. Корней было сунулся, наткнулся на охранников, стоявших глыбами, выматерился яростно вслух и сразу же уснул. Его разбудили через пять часов, и он опять принялся за работу. Через неделю он пришел домой усталый, но довольный.
— Все, Коленька, я нашел всех, — только и успел проговорить он, засыпая прямо в кресле.
Его раздели, уложили на кровать и не будили. Антон Петрович проснулся сам почти через сутки. Заохал, что проспал так долго, но не расстроился. С Николаем они обсуждали всего один вопрос — что выгоднее: наказать исполнителей и заказчиков своими силами или отдать их правосудию? Политически было выгоднее отдать преступников правоохранительным органам, Корней тоже склонялся к этому, но и имел при этом веские контраргументы. У заказчиков есть шанс вывернуться с помощью сильных адвокатов — что-то не сможет доказать следствие, где-то допустят процессуальную ошибку, — все на руку адвокатам. Потом исправлять все станет сложнее, и преступники поймут свою безнаказанность, второй раз уже не допустят ляпов. Если заказчики останутся на свободе, в повторной попытке не сомневался ни Михась, ни Корней. Не сомневались они и в том, что предотвратить следующий случай вряд ли удастся. Николай Владимирович бросил в бой тяжелую артиллерию.
— Знаешь что, Антон Петрович, если уж органы не смогут воспользоваться готовым блюдом, я перестану в них верить. Они и так не раскрывают заказных убийств, неужели даже не в состоянии переварить разжеванное? Неужели только могут раскрывать бытовуху и ловить мелочовщиков?
Корней покачал головой.
— Знаешь что, Коля, — также начал он, — у ФСБэшников ничего нет, никаких серьезных материалов. Я смог найти преступников, нашел факты, подтверждающие преступление. Чем же тогда занимались они? Вот ты говоришь, что они должны переварить готовое. И переварят. Процесс пищеварения на этом, как известно, не заканчивается, они и прокакают все блестяще в конечном итоге. Путин говорил, что мочить надо, а кого замочили? Его же и мочат юмористы на сцене, — Корней махнул рукой. — Решай сам, больше я говорить ничего не стану, как скажешь, так и поступлю. Но единственное, что хочу сказать напоследок — фактами я действительно располагаю железными, но в суде оценивается не только сам факт, но и то, как он добыт. Если доказательство добыто с нарушением процессуальных норм, оно судом отклоняется и не может использоваться как доказательство, хотя само по себе не вызывает никаких сомнений. Вот теперь все.
Читать дальше