Сергей Зверев - Гавань красных фонарей

Но Голицын не услышал командира…

Джип вышиб легкие рамы, сотни осколков-брызг разлетелись в стороны, удар и скрежет обломков по кузову трехтонной машины слились воедино.

Не дожидаясь, пока ему снесут башку, Голицын, протаранив дверь, дал задний ход и откатился обратно.

В образовавшуюся нору-дыру Татаринов тут же отправил ручную гранату. Не дожидаясь ее подрыва, он оглянулся, надеясь увидеть страшную картину…

Сжимая в левой руке автомат, из джипа вылезал окровавленный Голицын, продолжая долбить фасад длинными очередями, патронов-то они понабрали у убитых…

Из-за камня выглянул Бертолет и, оценив ситуацию, подключился к обстрелу здания.

Два калеки, твою дивизию!

Рвануло!

Татаринов забежал в холл и, припоминая расположение перегородок, тут же резко ушел влево, где очень кстати оказался холодильник с водой и газировкой, который решили не вывозить. Если бы не ящик с холодной душой, все, кирдык бы капитану второго ранга.

Ну а на что нам полицейский дробовичок, болтающийся до поры до времени за спиной? Он как раз для того, чтобы калечить ручки и ножки. Тут еще надо выяснить, кто больший «гуманист» — доктор Пинту или Та-та-ри-нов, потомок Чингисхана. Ружье грохнуло, будто гаубица…

Вот так, суки! Красная Армия всех сильней!

Татаринов одним рывком — откуда только силы взялись? — повалил холодильник на пол и укрылся за ним.

И вовремя, потому как из-за колонн, поддерживающих второй этаж, высунулись два дурака и начали убивать и Татаринова, и металлический шкаф.

И не продержаться бы Кэпу, если бы в здание снова не влетел огромный внедорожник, который припечатал обоих вышедших на открытое пространство придурков к противоположной стене, убрав по дороге вместе с ними стойку ресепшена.

Удар! А-А-а-а… по затухающей.

Теперь за рулем сидел Бертолет. Живой он, все нормально, только на педаль газа давил прикладом автомата, делать это раненой ногой больно, хорошо хоть в кабину Голицын подсадил.

Следом за влетевшим джипом в здание вошел Голицын, который тут же поинтересовался у Татаринова самочувствием.

— Не мешай! — зло ответил Кэп, проходя вперед к лестнице и тут же натыкаясь на слабоумного, решившего посмотреть, что же случилось на первом этаже. Получил свою пулю…

— Доктор, я иду к тебе!!! — заорал Кэп, поднимаясь вверх.

Голицын, следуя за ним, слышал лишь лязг затвора ружья… И грохот выстрелов! И топот ног. И снова грохот!

Поручику оставалось только считать трупы. Остатки обороняющихся кое-как смогли организовать баррикаду на втором этаже поперек коридора, ведущего в операционные.

Белый кафель, поваленная впереди каталка, сиротливо горящая под потолком мерцающая лампа дневного света, взвеси пыли и автоматные вспышки из-за искусственного тумана в направлении неумолимо приближающегося ядерного кошмара в лице Татаринова.

Нисколько не смутившись препятствия, встретившегося ему на пути, Кэп швырнул в направлении баррикады гранату и ушел за перегородки.

Шестисотграммовая рубашка «Ф-1» разлетелась на сотни поражающих элементов, и обороняющихся не стало.

В это время из противоположного крыла выскочили два диких мужика.

Спасибо однорукому Голицыну, подстраховал. Нафаршировал обоих…

Стали продвигаться дальше в сторону баррикады, перезаряжая оружие на ходу. Татаринову это было сделать намного легче: две руки, десять пальцев, все дела. А вот Голицыну… Отстегнуть-пристегнуть магазин, затвор передернуть, когда автомат болтается на плече, — вот где ребус, с третьего раза упер в пузо, шмякнул пружинкой, дослал патрон. Получилось. А правое простреленное плечо совсем не беспокоит, совсем. И что там доктора в шприцы для армейских аптечек фасуют?

Татаринов открывал двустворчатые двери операционных, но нигде не мог обнаружить ни Сильвию, ни доктора, ни жабу. Не было там никого и из охраны. Осмотрев под прикрытием старшего лейтенанта все помещения одного крыла, Татаринов направился в противоположное, то, из которого выбегали камикадзе, лежавшие теперь в лужах собственной крови.

Топая по пустому правому крылу клиники, Татаринов матерился, поскольку он не видел никаких ответвлений и не понимал, куда могла запропаститься девчонка. Если ее нет в комплексе, тогда все жертвы, вся стрельба, весь их порыв — бестолковое мероприятие. Теперь живодеры перевезут Сильвию в другое место и сделают свое черное дело.

Голицын безучастно и несколько расслабленно смотрел на мечущегося между дверями командира. Тот, среагировав на позу подчиненного, отвечал под хруст битого стекла: