— Глазурью? — голос Ненашева неподдельно задрожал.
— Глазурью, — настаивал Клюев.
— И этого человека я, рискуя собственной жизнью, вытащил из ментовских застенков! — тоном трагического актера выдал Ненашев.
— Костя, при чем тут застенки? Не путай, пожалуйста, Божий дар с яичницей. Ты похож на херувимчика. Тот, кто посмеет оспорить данное утверждение, пусть метнет в меня булыжник. Николаич, похож на херувимчика?
— Да, наружность у него очень приятная и располагающая к, доверию, — дипломатично ответил Бирюков.
— Глас народа — глас Божий! — торжествовал Клюев. — Ты здорово напоминаешь мне молодого Клауса Кински в те времена, когда он снимался в «Золотой пуле». Ты помнишь, кого он там играл?
— На что ты намекаешь? — теперь Ненашев спрашивал уже угрожающим тоном.
— Да при чем здесь намеки, Костя? — Клюев словно бы устал уже от того, что собеседник был не в состоянии улавливать извивы его мысли. — Я уже не говорю, что это именно Кински стебанутый, а не его персонаж. Ну, похож ты на Божьего человечка.
— На Божьего человечка… — как эхо, повторил Ненашев.
— Да, на того, кто ближе к Богу, — объяснил Клюев.
— На юродивого, стало быть?! — голубые глаза Ненашева потемнели.
— Костя, а ты вспомни, как во все времена относились к юродивым на Руси! Какой образ, Костя, какой образ! Юродивые существовали при Иване Васильевиче, он же Четвертый, Грозный, существовали при Алексее Михайловиче, папаше Петра Великого. Их называли блаженными…
— Блаженными?! — прорычал Ненашев.
— Это в те времена. А в настоящее время это образ падшего ангела. Ангел, больной СПИДом — слеза шибет, правда?
— Шибет, — потерянно согласился Ненашев, словно бы вдруг смирившийся.
— Вот, — Клюев вдруг заговорил озабоченно, — и не будем терять времени. — Уже девятый час, на рынках все расхватали. Июнь уже наступил, а мы свежих овощей пока что и не видели. Помидоров, знаешь ли, очень хочется.
— Помидоров? Они нынче кусаются.
— Дам я тебе денег, дам. Непонятно только, куда ты их деваешь,
— Лады, начальник, будут тебе помидоры, — проворчал Ненашев и стал собираться.
Быстро захлопнув за собой дверь и скатившись вниз по лестнице, он увидел внизу — о, счастье! — ту самую прекрасную незнакомку, выходившую из лифта.
— Буон маттина, синьорита! — промурлыкал Ненашев, в три кошачьих прыжка сократив расстояние между собой и девушкой.
— Буон маттина! — ответила та и смерила «ангела, больного СПИДом», каким-то странным взглядом.
Да, во времена Ненашева, то есть, когда он был в таком же возрасте, как эта прекрасная незнакомка, девушки не смотрели так откровенно.
— Очень это замечательно, что мы встречаемся с вами совершенно случайно во второй раз…
— Во второй?.. — . какое-то лукавство присутствовало во взгляде девушки, но Ненашев не придал этому значения.
— Да, и это очень замечательно, я говорю, что случайно.
Честное слово, — он приложил руку к груди, — я совсем не прилагал никаких усилий к тому, чтобы встреча состоялась. Понимаете, девушка, я совсем не знаю ваш город — приехал к тете, а она, как на грех, возьми и заболей. Вы не подскажете, где у вас находится рынок?
Ненашев вернулся с хозяйственной сумкой, наполненной продуктами. Он по-хозяйски вынул из сумки с десяток крупных оранжевых помидоров, немного полюбовался ими и спрятал в холодильник.
— Мужики, — когда Ненашев заговорил, тон его был элегичен, — я познакомился с очаровательной девушкой. Ее зовут Анжелой. Анжела, Анжела, Анжелика… Угадайте, мужики, кто она по профессии?
— Фотомодель? — высказал предположение Бирюков.
— Эх, Николаич, опередил ты Клюева. Он обязательно какое-нибудь более пакостное предположение высказал бы.
— Уже не высказал, — вздохнул Клюев. — Итак, кто же она?
— Стюардесса, начальник. Обслуживает рейсы в ближнее зарубежье. В Тбилиси, между прочим, летает.
— Угу, — кивнул Клюев, — летает. В Тбилиси. Может спрятать нас в карман форменной куртки и увезти отсюда, пока не закончится вся эта передряга.
— Зря иронизируешь, начальник.
— И не думаю. Ты ведь так давно с ней знаком, что можешь доверить ей самые сокровенные секреты.
— Сокровенные не сокровенные, а кое-что доверять я ей могу. Например, она сможет отвезти что-то туда и привезти оттуда. Что-нибудь этакое компактное, закрытое.
— Хм, это мысль. А когда она туда направляется?
— В Тбилиси? Послезавтра — ближайший из дней.
— Стало быть, туда надо предварительно позвонить. Если бы Тенгиз позвонил сам… Но нас все, похоже, забыли. Отсюда звонить не желательно — чем черт не шутит. Так, остается офис госпожи Ставраки. Но, во-первых, совсем не желательно появляться у нее днем, а во-вторых, она наверняка видела мою физиономию по телику, когда нас с Николаичем вязали. Уж меня-то она узнала. И ее страсть не настолько велика, чтобы заставлять ее потворствовать беглому преступнику. «Горелый» вариант.
Читать дальше