Кирилл Казанцев - Доказательство чести

— Мы тоже. — Оперативник УСБ усмехнулся. — Ты мог бы подумать, что Саша Пермяков поведется на такое дело?

Вадим повертел головой, но сделал это так быстро, словно знал заранее, о чем сейчас пойдет речь.

Копаев взорвался именно на этом решительном жесте прокурора и спросил:

— А ты сейчас веришь, что Саша Пермяков повелся на такое дело?!

Опять последовало это молчаливое покачивание головой.

— Но почему тогда он сам сделал такое признание?!

Это был вопрос, ответ на который крылся только в одном: в их кругу не принято не только повторять шутки, но и лгать.

— Но ведь об этом никто и никогда бы не узнал, — сделал робкую попытку объяснить ситуацию Пащенко.

— В этом случае он никогда не воспользовался бы домом. Сашка вынужден был бы обнародовать документы на него. Как показывают события, он не торопится это делать.

— Я бы не торопился, — встрял Вадим. — Если бы вовсе не собирался этого делать.

Бутылки они положили на виду. Вдоль берега всегда прохаживается старик, охранник спортивной базы. Он собирает тару. Чужих здесь нет, он возьмет.

— Ты не справлялся, где сейчас Сашка? — буркнул Антон, усаживаясь в салон «Волги», пахнущий ванилью.

— Написал заявление об увольнении, но руководитель следственного комитета отложил его в стол. Велел отправляться в отпуск, восстановить силы и приходить со свежими мыслями.

— Главу комитета понять можно, — согласился Копаев. — Второго такого важняка ему не найти.

— Да что ему? — добавил Вадим. — Никому не найти.

Зато теперь у Сашки есть дом. Просторный, с мансардой. Рыбачить он будет не с Пащенко и Копаевым, а в одиночестве, прямо с крыши своего дома. Говорят, улица Дюка Ришелье расположена у моря, поэтому бычков можно будет тягать без отрыва от просмотра матчей лиги чемпионов.

Где сейчас Саша Пермяков? Наверное, завозит мебель.

Антон сидел в своем офисе и писал отчет о проделанной работе для полковника Быкова. Все фамилии выстроились в ряд. Оставалась последняя — Пермяков. Но ее можно было и вовсе не упоминать.

Начальник УСБ ГУВД Екатеринбурга, давая Копаеву задание, сам сказал:

«Комитетский меня не интересует».

Быкова понять можно — он руководит подразделением в ГУВД. Поэтому ни судья Марин, ни следователь Пермяков, ни продажный начальник дежурной смены в СИЗО интересовать его не должны. Быков не может отвечать за всех. Гонов, Зелинский, уголовные дела, касающиеся морального облика полицейских, — вот рамки, выходить за которые он не имеет права.

Копаев впервые за много дней приехал в офис, который по сути своей был фиктивным, служил лишь прикрытием его основной деятельности в УСБ. Сначала он принял решение уехать на конспиративную квартиру, но потом посчитал, что здесь, в пустоте и полной тишине, ему будет спокойнее.

Пермяков что-то сломал в нем, изменил взгляд на простые и понятные вещи. Такие, как дружба и постоянство. Копаев уже давно разучился удивляться, но был рад тому, что сейчас переживает, и что совсем недавно с ним случилось настоящее потрясение. Раз он подвержен таким явлениям, как удивление и потрясение, значит, до сих пор еще жив и не превратился в робота.

В половине третьего неожиданно отворилась дверь. Обычно Копаев, приходя сюда, запирал ее и сидел под замком до самого ухода. Сегодня он позабыл это сделать или же просто не захотел.

Дверь отворилась, и вошел адвокат Яновский.

— Генрих Владимирович! Какими судьбами?

Копаев знал этого адвоката еще с тех пор, когда открыто работал опером в райотделе. Они сталкивались лишь пару раз, но Антон много слышал об этом мэтре. Появление самого известного в Екатеринбурге адвоката на пороге офиса, который был ширмой для основной работы Копаева, выглядело, мягко говоря, странно.

Адвокат вошел и уложил портфель на один из стульев.

— Устали, — констатировал он, усаживаясь напротив Антона. — Вижу, замучились вы. Я и сам еле на ногах держусь. Сегодня в областном такой процесс был, что можно свихнуться. Знаете, в который раз участвую в судебном заседании с привлечением присяжных, и должен вам заметить, что разницы никакой нет. У одного из этих, с позволения сказать, присяжных я сегодня увидел под глазом фонарь, которого не заметил вчера. Только умоляю, не говорите мне, что это он сам себе морду набил! Независимость так глубоко застряла внутри наших присяжных заседателей, что некоторым заинтересованным лицам, я даже догадываюсь, кому именно, приходится выбивать ее из них через голову. Ну да ладно. Я, собственно…