Сергей Соболев - Сирийский патруль

Полотняный мешок с него сняли не сразу. Кто-то из конвоиров вполголоса предупредил, что им предстоит спуститься по ступенькам. Козак даже пересчитал их — четырнадцать. Затем его провели по какому-то коридору, в котором гулко отдавались их шаги.

Провернулся ключ в замке, скрипнула проржавевшими петлями дверь. С Козака наконец сняли полотняный мешок, и, втолкнув в тюремного вида помещение, где уже находилась его подруга по несчастью, заперли за ним дверь.

Козак, забросив руки за спину, продолжал мерить камеру шагами.

А что еще ему остается делать?

Спать — или пытаться спать — как это делает Джейн?

У него не получается: стоит закрыть глаза, и тут же возникают, всплывая из темных глубин подсознания, картинки пережитого или недавно виденного…

Да и не очень комфортно лежать или даже просто сидеть на твердом, отполированном телами десятков или сотен предыдущих постояльцев деревянном ложе… «Свой» поролоновый матрас он отдал женщине, как и тонкое суконное одеяло. Однако Джейн не только не поблагодарила сокамерника за проявленную заботу, но и восприняла его жест как нечто «само собой разумеющееся».

Дверь толстая, крепкая; она снабжена «глазком», как и большинство подобных тюремных дверей во всем мире. Примерно раз в час в коридоре раздаются шаги; охранник на несколько секунд прикипает к «глазку», потом — уходит.

Стены камеры от пола и почти до потолка испещрены нацарапанными либо сделанными углем надписями. Большинство из них на турецком — Türk dili. Встречаются арабская вязь и надписи на английском. И даже на языке родных осин сыскалось пару реплик: матерного свойства.

Есть и настенные рисунки, поверх которых и рядом с которыми нацарапаны разного рода комментарии. В основном они похабного содержания: изображенные в разных ракурсах и с разной степенью похожести мужские и женские гениталии, а также сцены полового акта.

— Джейн, вы знаете турецкий?

Козак, услышав хриплый голос, — удивился: неужели это его собственный голос. Прокашляв горло, он повторил вопрос.

Сокамерница лежала на своем топчане, свернувшись калачиком, лицом к стене. Она с головой накрылась одеялом; второе одеяло, взятое у Козака, она постелила поверх матрасов, использовав его в качестве простыни.

Какое-то время Джейн не отвечала. Но затем, повернувшись на спину и приподняв голову, что-то буркнула на одном из иностранных наречий.

— Вы что-то сказали?

— Я сказала — отвали.

— Да я и не пристаю к вам, — процедил Иван. — Очень нужно.

— А зачем вопросы задаете?

Она отбросила одеяло. Села на топчане, подобрав под себя босые ноги. Стала внимательно рассматривать собственную руку, то сжимая ее в кулачок, то растопыривая пальцы.

Тяжело вздохнув, сказала:

— Я вся чешусь. Мне кажется, что у меня — чесотка. И эти… вши! С трудом сдерживаюсь, чтобы не расчесать себя до крови…

— Это от нервов, Джейн.

— Сплошная антисанитария! Представьте, сколько разных паразитов обитает в таком вот одеяле! — она брезгливо коснулась края коричневато-серого сукна. — Я уже не говорю про тот зверинец, в котором нас держали, пока не привезли сюда.

— Зато мы живы, Джейн, — Козак развернулся у стены и отправился в обратное путешествие к двери. — Судя по запахам, эта камера была продезинфицирована, как и эти… гм… постельные принадлежности.

— А зачем вам понадобилось знание турецкого? — после паузы спросила она. — Для того, чтобы прочесть эти вот надписи, которыми исписаны стены?.. Вы ведь, кажется, проходили учебный курс в одном из турецких лагерей?

— Я вижу, Джейн, вы знакомы с моей служебной анкетой.

— Полагаю, смысл большинства этих выражений вам должен быть понятен.

— Это что-то вроде местной гауптвахты, — сказал Козак, проходя в очередной раз мимо нее. — Ну… или военной тюрьмы… Я-то о другом спрашивал. О тех надписях, что имелись на придорожных щитах и вывесках… Может, что-то интересное заметили?

— Это до того, как нам мешки на головы насунули?

— Да. Я спрашиваю, что вы видели по дороге сюда.

— Двух охранников… Ну и рожи!

— Я не про них. Про то, что вы могли разглядеть за окнами фургона и в лобовое стекло.

— Вывески самые обычные — кебабницы, автозаправки, придорожные кафе и небольшие мотели… Ах да, — Джейн, посмотрев на ногти, горестно покачала головой. — Ужас… на кого я похожа?!

— Вы сказали — «ах да», — напомнил Иван.

— Я видела указатель… дорожный указатель, на котором было написано название местного крупного города и расстояние до него.