Михаил Ишков - Супердвое. Версия Шееля

— Когда это было?

— Год назад, весной сорок третьего года. Я никогда не видала отца таким возбужденным. Что бы мне не говорили, он любит меня. Моя мама умерла, когда мне было три года, и после ее смерти я всегда ощущала его заботу. Мы с тобой, Алекс, товарищи по несчастью. Может, поэтому, ты стал мне дорог. Когда твоя мами покинула своего маленького сынишку, я поклялась, что буду всегда заботиться о тебе, чего бы это не стоило, ведь ты такой храбрый и ловкий. Ты спас мою Пусси. Я решила, это знак небес, а ты продался ужасным большевикам. Втянул меня в их скверные делишки. Если бы не эта клятва!.. Я могу понять твоего дружка, он сражается за родину, а ты?!

— Магди, не начинай снова. У меня уже нет сил оправдываться. Я только спрошу у тебя – разве помогая мне, ты совершила что‑то постыдное? Разве я хоть раз заставил тебя пойти против совести?

— Нет, милый, но от этого мне становится еще страшнее.

— Как ты считаешь, Ротте порядочный человек?

— Нет! – решительно заявила она. – Он занимает деньги с таким лицом, будто собирается когда‑нибудь отомстить.

— Ты хотела бы помочь ему?

— Ни за что!!

— Ты хотела бы вывести его на чистую воду? Неужели ты до сих пор не догадалась, что вопли о сверхоружии несут гибель не только тебе, но и всем немцам. Я мужчина, солдат, мне положено пренебрегать опасностью, но я хочу, чтобы ты выжила. Очень хочу, чтобы ты была жива и желательно здорова. Вот так мне хочется!..

Магди заплакала как всегда беззвучно, тягостно, обильно.

Я не перебивал. Лежал, покуривал. Когда она успокоилась и вновь с редкой ненасытностью использовала меня, я продолжил.

— Поэтому я и хотел посоветоваться с тобой. Я делаю тебе предложение руки и сердца и настаиваю, чтобы ты отказала мне.

— Как это? – она даже села в постели.

— Не надо пафоса, – предупредил я ее. – Ты же немецкая женщина, у тебя храброе сердце. Ты не должна терять голову. Если будешь настаивать, мы немедленно сыграем свадьбу, но я прошу – не теряй голову.

После паузы я признался

— Мне становится не по себе от одной только мысли, что я могу невольно утянуть тебя в могилу. Ты же знаешь, у меня опасная работа, я бы сказал, даже слишком опасная. Пока мы с тобой каждый по себе, у тебя есть шанс сохранить жизнь, хотя бы с помощью папочки. Я очень люблю тебя, моя защитница. Выбор за тобой.

Она долго молчала, наконец призналась.

— Я долго ждала, когда же ты наконец начнешь вербовать меня, принуждать к измене, грозить местью большевиков, если я откажусь выполнять их задания, а ты просишь меня задуматься. Я задумалась. Я верю тебе. Будь ты другой, ты никогда бы не полез спасать Пусси и не помог Бору сбежать в Швецию. У нас в университете многие шепотом говорят, что сам Бог помог ему унести ноги, тем самым сохранив его голову для мировой науки. Когда я в первый раз услыхала такие разговоры, меня переполнила гордость. Мне так хотелось крикнуть, что это не Господь Бог, а мой любимый мужчина спас этого физика. Но я не могу понять, зачем ты взялся спасать фюрера? Зачем большевикам спасать своего самого непримиримого врага?

— Это сразу не объяснишь.

— Ты считаешь меня дурочкой?!

— Нет, Магди. Просто мне кажется, что спасти Пусси и Бора – это хорошее и нужное дело, а фюрера и Ротте – скверное, и этим можно заниматься только по необходимости. Или по приказу. Но поговорим о нас с тобой. Мне бы в голову не пришло вербовать тебя.

— А этим… в Кремле?..

— Они оставили этот вопрос на мое усмотрение. Они безжалостные и суровые люди, но чего у них не отнимешь – они, как и ты, никогда не теряют головы. Мое решение такое – я никогда и ни за что не стану привлекать тебя к повседневной работе, если это не пойдет на пользу Германии. Это означает, что со свадьбой придется подождать. Я хотел бы представить тебя господину Шахту. Он мой поводырь в этом странном мире стягов и бомб. Ты спросишь разрешение у отца. Кроме того, скажешь, что я строго–настрого запретил тебе иметь дело с Ротте.

— Я догадалась. Тогда отцу придется обратиться к тебе.

— Умница, на это я и рассчитываю.

— Вот, а ты считаешь меня дурочкой, а я уже давно не дурочка и хотела бы выпить бокал вина в компании с тобой и… этим противным большевиком, так похожим на тебя. В поезде он повел себя благородно.

— Мы выпьем, но только после победы.

И добавил.

— Нашей победы!!»

« …Часы с кукушкой – продукт народного немецкого творчества – прохрипели двенадцать раз. Куковать они разучились лет тридцать назад, однако время показывали исправно. В Германии повсюду так – любой аппарат работает до изнеможения, и, поскольку немцы умеют заботиться о вещах, они нередко достаются их внукам и правнукам.