Хэммонд Иннес - Берег мародеров

Послали за врачом, но командир уже пришел в себя, а все, кто стоял поблизости от огня, похоже, испытывали странные ощущения. Кто-то потерял сознание, но оправился, едва его уложили подальше от места пожара. Мне было трудно дышать, голова кружилась как при легком опьянении, даже Логан пожаловался, что ему как-то не по себе.

Начальник авральной команды приказал перейти в док № 1, чтобы встречать вторую лодку, но Логан бросился к механикам и стал помогать им крепить орудие на станину. Я последовал за ним. Мы оторвались от приставленных к нам сторожей и получили возможность оглядеться. Увы, даже готовые к использованию боеприпасы хранились под палубой, а получить доступ к бронированной тележке, на которой перевозили снаряды, не было никакой возможности.

Охранник снова разыскал нас и повел в первый док. Командир, бледный и задыхающийся, стоял на ногах, а врач говорил что-то об удушье. Авральная команда уже взялась за перлинь, и я увидел черный острый нос вползавшей в док лодки. Мы заняли свои места, и Логан спросил:

— Что это с ним было?

— Какое-то удушье,— ответил я.

— А почему мы тоже задыхались? В чем причина?

Я успел ответить, что в горящем мусоре, судя по всему, было какое-то отравляющее вещество, но тут наш разговор прервала команда. Как только лодка была закреплена в доке, авральный наряд распустили, а нас отвели обратно в камеру.

— Это твоя идея с орудием — чистая чепуха,— сказал Логан, когда нас заперли.

— Думаешь, мы не сумеем достать снаряд?

— Дело не только в этом. Там стоит охрана.

Я вспомнил, что каждую лодку днем и ночью сторожат двое часовых. Одного из них я видел на мостике, а второй стоял на носу. Я кивнул. Беда была не только в том, что отпадала идея с орудием. У нас осталось всего 24 часа на выработку и исполнение хоть какого-то плана. 24 часа, и все это время база будет напоминать улей, в котором кипит paбота. Положение не из приятных. Неудача стоила бы сотен жизней наших соотечественников-англичан. Кроме того, она была чревата серьезным ударом по престижу Британии и могла повлиять на весь ход войны, поскольку мнение нейтральных стран на ее начальных стадиях имеет для воюющих сторон очень большое значение. Я вдруг представил себе четыре громадных корабля нашей атлантической эскадры, как они идут по Каналу, тяжелые и гордые, а перископы лодок, прорвавшихся сквозь конвой из эсминцев, взрезают поверхность воды, и грохочут взрывы, которых никто не ждал, и наши корабли идут ко дну носом вперед... Нет, об этом лучше не думать. Необходимо что-то предпринять.

— Ну? — подал голос Логан. Я принялся стаскивать промокшие ботинки и носки.

— Похоже, придется совершить отчаянное нападение на часовых,— сказал я.

— Когда? Сегодня? — он снял рабочие штаны и полез под одеяло. В тоне его сквозила насмешка.— Нет уж, уволь меня, я лучше посплю.

— Но это последняя ночь! — воскликнул я.— Потом будет поздно.

— База кишит ремонтниками. Ты видел третий док после того, как мы пришвартовали последнюю лодку? Кладовщики уже тогда начали начинять лодку всякими припасами. На это уйдет вся ночь. Вода, провизия, боеприпасы и прочее. Кроме того, к завтрашнему полудню должна быть готова «У-21». Ты сам это сказал. И остальные лодки тоже. Придется выждать. Если мы сбежим из камеры сейчас, каждый встречный будет останавливать и гадать, куда мы идем. А днем, когда приносят чай, на нас никто и внимания не обратит. Подумают, что мы вызваны на авральные работы. Они ведь уже привыкли, что днем мы слоняемся по всей базе.

— Да, ты прав,— сказал я и, выключив свет, забрался в постель. Он действительно был прав, это ясно. Но с другой стороны, его правота означала, что действовать придется в самую последнюю минуту. Теперь, когда время начала операции было определено, все мое существо возмущалось и протестовало. Тяга к жизни в так называемом среднестатистическом человеческом существе необычайно сильна. Если б речь шла о том, чтобы предпринять какие-то действия мгновенно, я еще кое-как смирился бы с этим.

Наверное, я уже успел настроиться на драку нынешней ночью. Клянусь, что я мог бы спокойно выбраться из камеры и взорвать эту базу. Но планировать такое дело за 16 часов до его начала — в этом было нечто разжигающее в моей душе неистовый протест.

О сне не могло быть и речи. Я лежал в темноте и думал, думал, думал, пока наконец голова не пошла кругом от обилия самых разнообразных и одинаково бессмысленных планов. По мере того, как я уставал, планы эти все больше превращались в фантазии, окончательно теряя связь с реальностью. Я задумал пробить скалу, стреляя из шестидюймового орудия, как из пулемета, потом решил выбираться через грот в водолазном костюме, потом подумал о постройке заграждений, чтобы не погибнуть, когда база взлетит на воздух. Вспомнил даже о найденном мною пласте известняка и подумал, что в нем можно было бы пробурить ход к главному стволу, после чего, помнится, мне в голову пришла мысль поджечь кучу промасленного тряпья, чтобы удушить Фульке...