Чингиз Абдуллаев - Допустимый ущерб

Нельзя брать в долг деньги на хадж. Этот момент мне кажется еще более разумным.

Есть правило, которое по-арабски называется шурут вуджуюих. Оно означает, что при угрозе здоровью или в случае тяжелой болезни нельзя совершать хадж. Это тоже достаточно гуманно и справедливо.

Уже стемнело, когда мы подъехали к большому выпуклому зданию нашего отеля «Мубарак Плаза 2». Это заведение, отмеченное двумя звездочками, находится в полутора километрах от главной мечети. В номерах по два, три и четыре спальных места с отдельными кроватями и ванными комнатами.

Меня поселили вместе с Тамарой-ханум, а Расул оказался в одном номере с руководителем нашей группы. Так и мне будет спокойнее.

Я не могла видеть, где разместилась дагестанская группа, но знала, что они тоже приехали сюда. В этом отеле шестьсот мест. Считается, что паломники, прибывшие сюда, заплатили за свои путешествия гораздо больше, чем все остальные. Поэтому мы можем переспать в отеле, под крышей, с комфортом. Тогда как миллионы людей будут ночевать прямо под открытым небом или в многочисленных палатках.

Завтра мы должны будем подняться очень рано и сразу отправиться в обход вокруг Каабы. Главная святыня ислама расположена во дворе большой мечети Масджид аль-Харам. Все расписано по минутам. Опоздавшие не смогут войти туда без своей группы. Все-таки миллионы паломников завтра одновременно начнут ритуал хаджа.

Есть страшная статистика. В восемьдесят седьмом году погибли больше четырехсот паломников-шиитов. Их столкновение с полицией произошло во время демонстрации, устроенной в пользу Ирана.

Через три года погибли сразу полторы тысячи паломников. Они задохнулись в давке в пешеходном туннеле, ведущем из мечети Масджид аль-Харам в палаточный городок Мина.

В девяносто седьмом году случился пожар. Он унес жизни примерно четырехсот человек, и еще полторы тысячи были ранены.

В последние годы сотни людей гибнут во время ритуала побития шайтана. Люди в давке спешат бросить свои камни, не рассчитывают свои силы и падают под ноги других напирающих паломников. В две тысячи четвертом году погибли около трехсот человек, в шестом — примерно четыреста.

Теперь во время хаджа власти Саудовской Аравии выставляют дополнительно тысячи полицейских и добровольцев, чтобы избежать подобных трагедий. И вот уже десять лет — тьфу-тьфу, чтобы не сглазить! — не случается никаких бед.

Я приняла душ и почувствовала себя почти счастливой. Потом в ванную комнату пошла Тамара-ханум. Я взяла свой телефон, чтобы позвонить сперва Расулу, а потом и домой, в Баку, узнать, как дела у мамы с дочкой. Тут он неожиданно заработал.

Я приложила аппарат к уху и услышала хорошо знакомый голос Микаила Алиевича. Это меня удивило. Полковник должен понимать, что нельзя звонить по этому номеру.

Я подумала так и тут же себя одернула. Он все знает гораздо лучше меня. Раз позвонил, значит, так нужно.

— Слушаю вас.

— Как вы долетели? — спросил Кафаров.

— Спасибо, хорошо.

— У нас тоже все в порядке, — проговорил он глухим голосом. — Хотя наш родственник Талыбов недавно заболел и пока так и не поправился. Он и сейчас чувствует себя плохо.

Это уже сигнал. Талыбов — тот самый человек, который погиб. Почему он чувствует себя плохо?

— Что с ним случилось?

— Где-то подхватил инфекцию. Хорошо, что он не пьет, как и положено настоящему мусульманину.

Так. Это уже совсем интересно. Талыбов погиб за рулем и был сильно пьян. Я помню протокол вскрытия. Что еще хочет сообщить Микаил Алиевич? Он ведь наверняка понимает, что все наши разговоры могут прослушиваться.

— А его турецкого родственника мы нигде не можем найти, — проговорил Кафаров, и я поняла, кого он имел в виду. — Поэтому думаем, что болезнь Талыбова может затянуться и вызвать осложнения. Мы очень беспокоимся за его дагестанского друга, здоровье которого тоже под угрозой. Именно потому, что никак не разыщем их общего турецкого друга, чтобы уточнить, куда они вместе ездили, где именно могли заразиться.

Мне все было ясно. Неджад Мехмед исчез, и его пока не нашли. А с Джамаловым у нас могут быть неприятности.

— Может, надо вызвать врача? Пусть он сделает уколы его дагестанскому другу, — проговорила я.

Это означало, что я предлагаю сдать Джамалова саудовской полиции или службе безопасности. И пусть они сами с ним разбираются.

— Нет, — возразил Кафаров. — Врач может не разобраться. А других товарищей там нет.