Чингиз Абдуллаев - Допустимый ущерб

Я умоляла его обратиться к врачам, но хаджи Рахман был мудрым человеком. Если террористы считали, что уже в самолете, на пути обратно, он может заразить людей, то это означало, что времени у нас совсем нет. Вернее, его не имелось у хаджи Рахмана. Тогда он принял решение. Вызвал полицию, попросил меня передать им мой телефон и поднялся к себе.

Самое примечательное, что в последние минуты своей жизни он не захотел встретиться с Абдулсалимом. Очевидно, решил, что не стоит омрачать свои последние минуты разговором с таким мерзавцем. Может, и правильно сделал.

Абдулсалим его искал, снова звонил своему напарнику и требовал помощи. Он уже понимал, что каким-то неведомым образом раскрыт.

В эти минуты хаджи Рахман молился. Потом он позвонил домой, ничего не стал объяснять и только попрощался со своей семьей. Старик на всякий случай оставил записку, указал в ней, чтобы никто, кроме медиков, не трогал его тела. Я уже говорила, что он попросил сжечь себя.

В отличие от мерзавцев, которые планировали пронести заразу в Россию и убить столько людей, устроить невиданный террористический акт, он понимал, что любой ущерб недопустим. Это террористы считали, что гибель случайных и невиновных людей — вполне «допустимый ущерб» в их войне. Так думают мерзавцы во все времена и у всех народов. Человеческие жизни для них — всего лишь «допустимый ущерб», при помощи которого можно добиться своих целей. Чужие и даже свои. Никакой жалости.

Я часто вспоминаю наш последний разговор с хаджи и понимаю, что в тот момент беседовала уже со святым человеком, принявшим решение умереть, чтобы не причинять вреда людям, близким и далеким. Он не оставил себе ни единого шанса, попросил, чтобы его тело сожгли.

А ведь хаджи Рахман был верующим мусульманином. Он понимал, что его должны хоронить по религиозным законам, завернуть в саван и положить на левой бок, лицом к Каабе. Но этот человек знал, какой опасности может подвергнуть людей даже после своей смерти.

Более того. Ему было прекрасно известно, что мусульманин не имеет права на самоубийство. Но он нарушил и этот канон. Я уверена, что Аллах должен простить его небольшие грехи во имя всех остальных людей. На самом деле он поступил как истинно верующий, по-настоящему святой человек.

А я думала, что таких в наше время уже не осталось. Значит, мне повезло, я встретилась с ним. Он действительно был святым, настоящим хаджи, которого можно ставить в пример всем остальным.

Благодаря ему я стала верующей. Нет, это не пропаганда религии. Я позволяю себе появляться на людях без платка, не соблюдаю пост, иногда гневаюсь, в общем, веду себя как обычный человек, не совсем религиозный. Но в каждый праздник Курбан-байрам я вспоминаю этого святого, с которым меня свела жизнь, и мысленно желаю его детям, родным и близким долгих лет жизни. Ведь он фактически спас миллионы людей от смерти.

А еще я всегда раздаю мясо жертвенных животных всем нуждающимся и произношу слова, которые так часто говорят мусульмане во всем мире: «Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед Пророк Его». Может, там действительно что-то есть?

Душа хаджи Рахмана, который оказался таким стойким, порядочным и честным человеком, теперь пребывает в раю. Я уверена в этом.

В Махачкале было утро, когда Шадман вошел в чайхану. Здесь почти никого не было. Он сел за столик в углу и увидел невысокого человека с самой обычной внешностью и каким-то стертым лицом.

Незнакомец сел за столик и сказал:

— Яков Аронович благодарит вас за отличную работу.

— Я только пытался им помочь, — заявил Шадман. — Жалко хаджи. Он был очень хорошим человеком. Когда Кеклик упала, я тоже попытался остановить людей, чтобы они ее не затоптали. Это было просто подло со стороны убийцы.

— Спасибо, — сказал незнакомец. — Вы все сделали правильно. Мы еще свяжемся с вами. — С этими словами он вышел из чайханы.

Шадман Ахметханов продолжал пить чай. Он уже никуда не торопился.