Сергей Зверев - На одном вдохе

— Послушай, нас здесь точно не найдут? — уплетая бутерброд с колбасой, спрашивал Глеб.

— Найдут? — беззвучно смеялся я. — Только в том случае, если мы сами обнаружим себя какой-нибудь глупой выходкой.

— Почему ты так уверен?

— А ты слышал историю про Хиро Онода?

— Нет. Кто это?

— Младший лейтенант японской войсковой разведки. «Последний самурай» — так до сих пор называют его в Японии.

— Определенно не слышал. Расскажи.

— Этот парень воевал против союзных войск на филиппинском острове Лубанг во время Второй мировой войны. Имея приказ держаться до последнего патрона и строжайший запрет на самоубийство, он с тремя подчиненными обосновался в горах и вел партизанскую войну на протяжении тридцати лет. В пятидесятом году один из его бойцов сдался филиппинской полиции, и о стойком офицере узнал весь мир. Ему сбрасывали с самолетов листовки, в которых рассказывалось об окончании войны и капитуляции Японии; японские и филиппинские власти организовывали масштабные поиски, а в 1974 году в джунглях Лубанга на него случайно наткнулся молодой японский путешественник. От него Онода узнал всю правду о событиях в мире за прошедшие годы, но покидать джунгли и сдаваться наотрез отказался, так как не имел на это разрешения от непосредственного командира.

— Охренеть! — перестал жевать изумленный Глеб. — И что же дальше?

— Дальше молодой путешественник вернулся в Японию, где фотографии и рассказ о последнем самурае произвели настоящий фурор. Японское правительство в срочном порядке связалось с бывшим майором — непосредственным командиром Оноды и попросило оказать содействие в возвращении продолжавшего воевать лейтенанта. Майор согласился: надел старую военную форму, прилетел на остров Лубанг, вышел на связь с подчиненным и передал ему приказ прекратить боевые действия. Лишь после этого лейтенант в полном военном обмундировании, с самурайским мечом, с исправной винтовкой и приличным боезапасом покинул джунгли.

— А что же филиппинские власти? Наверное, расстреляли или передали своим друзьям американцам?

— По филиппинским законам японскому офицеру действительно грозила смертная казнь за грабежи и убийства крестьян, за нападения на военных и полицейских. Но благодаря вмешательству японских дипломатов он был помилован, а на церемонии его капитуляции присутствовал даже президент Филиппин и десятки самых высокопоставленных лиц с обеих сторон.

— С ума сойти.

— Онода жив и по сей день, а многие специалисты предполагают, что в местных джунглях до сих пор скрываются десятки оставшихся в живых самураев. Кстати, двоих нашли в мае 2005 года. Одному на тот момент исполнилось восемьдесят семь, второму восемьдесят три.

Глеб проглотил вставший в горле ком и с опаской поглядел по сторонам.

— Вот это да!

— Так что не дрейфь. Джунгли — настоящий рай для таких, как мы.

— Да… В таком случае Маркос нас точно не отыщет.

— Друзей у меня после краха бизнеса не осталось, родители умерли, родственников нет, — грустно повествовал Захарьин, продвигаясь за мной по труднопроходимому лесу.

Я прокладывал дорогу в проклятой растительности, внимательно осматривал округу в пределах видимости. А дабы неопытный напарник не оставался наедине с гнетущими мыслями, позволял ему негромко изливать душу, изредка задавая наводящие вопросы.

— А что же родственники супруги?

— Из всех ее родственников я знал только тещу. Она живет в большой квартире в центре Москвы — недалеко от Старого Арбата. Ненавидит меня сильнее, чем российское жилищно-коммунальное хозяйство.

— Неужели винит тебя в гибели своей дочери?

— А кого ей еще винить, кроме как нелюбимого зятя?! Внесла меня в список «друзей», где я занимаю почетное второе место после Гитлера. Сама никогда не звонит и на мои звонки не отвечает. Старая идиотка…

Мы медленно поднимаемся в гору в поисках наилучшего места для наблюдения за акваторией, где мы бросили свою яхту. Всю нашу поклажу я несу на себе: бинокль, пару бутылок с набранной в ручье водой, провиант, гарпунное ружьишко и большой нож, которым я прорубаю дорогу. Глеб идет налегке, но и это дается ему с трудом — он тяжело дышит, спотыкается и часто останавливается для отдыха. На каждом десятиминутном привале он растягивается на листве, приводит в норму дыхание и выкуривает очередную сигарету «Hilton Platinum»…

Часа через два утомительного марш-броска на пути попадается проплешина. Оглядевшись, я оцениваю дислокацию. От берега мы удалились примерно на километр, поднявшись при этом метров на сто пятьдесят над уровнем моря.